Открытие себя

– Мог ли, не мог ли – Характер МПШ все равно сгинул, – хмыкнул начотдела.

– Да, досадно, что так получилось, – вздохнул Мегрэ. – Если бы щен не зарвался, остался жив – изъяли бы у него эту суть и вернули по принадлежности. Но увы!..

– Он не мог не зарваться – с такими-то параметрами, – сказал Звездарик, поднимаясь со скамьи, – тик-так, тик-так, ура, кукареку! Что ж, пошли известим.

Когда начальник Кимерсвильского ОБХС отдал Лили пустую розовую кассету и без околичностей изложил все: мол, похищенный у вашего Могучего Шефа Характер находился здесь, но был незаконно введен в собаку по имени Тобик, а Тобик задрался с другими псами, растерзан ими и сдох… примите наши соболезнования, – та более минуты сидела в оцепенении. Она приготовила себя совсем к иному.

Обеспокоенный Мегрэ принес из дома стакан воды, подал.

– Ав-в-вва… – сказала сыщикесса, отхлебнув из стакана; за эту минуту ее лицо слиняло и осунулось, – ав-вв-вва-а!.. Истребить всех виновных! Имущество сжечь, самих казнить мучительной смертью! Младших на глазах старших, ав-вва!..

– Перестаньте, – брезгливо сказал Звездарик. – У нас это не принято. Да и виновных пока еще нету, карать некого. Решайте, что теперь делать?

– Ав-в-вва!.. – Сыщикесса вылезла из машины, смотрела на местность и людей, не узнавая никого и ничего. Увядшее лицо исказила нагловато-жалкая улыбка. – Что мне?.. The Man, will have a pleasure, mmm? L’homme, voule-vous avolir une plaisir?..

– Прекратите! – прервал ее Семен Семенович, не дожидаясь, пока она дойдет до суахили. – Здесь дети. – Он кивнул на Фиму, который с любопытством смотрел из калитки. – И вообще выбросьте лучше это из головы, тело скоро сдавать придется, не отвертитесь.

– Ав-вва… мне надо отвлечься, – потерянно бормотала сыщикесса. – Может быть, мсье?

Комиссар отрицательно покачал головой.

– Вон, – раздался голос Фимы, – вон он бежит, злодей!

Все посмотрели, куда указывал мальчик. Вдали по противоположной стороне улицы неспешной рысцой трусил рыжий пес-боксер. Короткая шерсть не скрывала, а скорее подчеркивала его выразительную мускулатуру и экстерьер; морда с широким лбом и мощными челюстями была не безобразна, что не редкость у бульдогоподобных собак, а даже симпатична.

Две шавки – те, что грелись на солнце у Фиминого сарая, а потом смылись, – выскочили из-под ворот, визгливо облаяли боксера. Тот остановился, шагом пересек улицу до середины, стал с поднятой головой, выпятив грудь: вот, мол, я, что вы ко мне имеете?.. Шавки сразу вспомнили о неотложных делах по другую сторону ворот, замолкли, нырнули под них. Боксер подошел к палисаднику Фиминого дома, сел на тротуаре, поглядел на мальчика, чуть склонив голову набок, коротко и дружелюбно взлаял.

– Это он не первый раз так приходит мириться, подружиться хочет, вину чувствует, – объяснил Фима. – Пошел прочь, псина паршивая, не буду я с тобой дружить!

Он поднял с земли камешек, кинул в боксера. Пес с достоинством переместился на несколько шагов, снова сел.

– Напрасно ты с ним так, – вступился Семен Семенович. – Твой Бобик ведь первый на него налетел, чем он виноват!

– Не Бобик, а Тобик! И все равно не хочу! – Мальчик грохнул калиткой, ушел во двор.

Итак, каждый занимался своим делом.

Мадемуазель Лили металась около машины, заламывала руки, хрустела пальцами, что-то шептала – соображала, как ей быть дальше. Вернуться на Суперграндию с пустыми руками значило быть обвиненным в самых тяжких государственных преступлениях: от саботажа и покушения на личность МПШ – XXIII, тик-так, тик-так, ура, кукареку, до развала общества, подстрекательства к бунту… попросту говоря, вернуться на свою погибель. Знать бы Начальнику Охраны и Общепланетного Сыска, что так обернется, не в том бы он усмотрел свой долг перед планетой-державой, не в отыскании Характера: остался бы, подмял Шефа под себя – основательнее других! – взял бы власть. А теперь поздно, там ее без него уже взяли и поделили, ни кусочка не оставили… Черт бы с ней, с благословенной Суперграндией и своим положением на ней, остаться бы на Земле, здесь положение тоже неплохое, пряное, смачное, по вкусу пришлось… тело не свое. НООС осторожненько повыяснял в Обменном фонде, нельзя ли продлить аренду. Ответили сухо, что, учитывая избранный им образ жизни, об этом и речи быть не может; более того, если бы не государственный характер его визита, то давно бы его вытряхнули из тела посредством КПС. Да и разгневанная владелица вот-вот явится. Что делать, как быть? Возвращаться нельзя – и не возвращаться нельзя.