Открытие себя

Одет забулдыжный Донор на сей раз был вполне прилично: тонкий свитер, в меру обтягивающий грудь, светлые спортивные брюки; на ногах белые туфли с дырочками. Он был причесан, выбрит и попахивал хорошим одеколоном.

– Привет! – сказал Вася, улыбаясь. – Вот так встреча!

– Доброе утро. – Тот взглянул бегло и равнодушно. – Простите, не имею чести вас знать. – И попытался пройти.

Голос был прежний, пропойно-сиплый, но облагороженный иными интонациями.

– То есть как это – не имеешь чести? Очень даже имеешь. – Долгопол ухватил Спирю за руку. – А с кем мы по погребкам шатались, про четыре зуба пели? Кто меня на Кобищаны отвел?!

– Извините, – тот резко вырвал руку, – подите проспитесь! Всякий хулиган… – и быстро пошел вперед.

– Это я-то хулиган? Нет, постой! – Вася двинулся за ним.

Но Спиря бегом метнулся через проезжую часть – прямо перед лавиной машин, которым светофор как раз дал зеленый свет, помчал в сторону парка. Так он выиграл свои триста метров.

Донор добежал до ограды и спортивно, в два движения перемахнул через высокую решетку с остриями. «Гляди-ка, – поразился Долгопол, – будто и не алкаш». Сам он уже вспотел.

Позади на аллее послышался рык машины и сигнал. Вася оглянулся: в открытом «козлике» подкатывали свои – Мегрэ на заднем сиденье, Семен Семенович рядом с водителем. Начотдела уже впрягся в реактивный ранец, затянул широкий пояс, застегнул крест-накрест тяжи. Как только машина сравнялась с Долгополом, крикнул:

– Где?

Вася указал. Звездарик, не дожидаясь, пока водитель затормозит, включил ранец сокращением грудных мышц. Струи сжатого воздуха вырвались с шипением из четырех дюз – две на поясе сзади, две впереди – и вознесли начальника Кимерсвильского ОБХС над деревьями. Он приложил руку козырьком против солнца:

– Ага, вижу! – И, набирая по параболе высоту, устремился к домам за парком.

Мегрэ тоже был в ранце; широкий пояс с дюзами едва сходился на его животе, сопла растопырились так, что другому человеку на сиденье места не оставалось.

Комиссар вместо приветствия подмигнул Васе: молодец, мол, Лукович, я в тебя всегда верил! – склонился к рации, щелкнул тумблером, сказал в микрофон:

– Витольд Адамович, антенны радиоперехвата на «товсь!». – Потом протянул Долгополу запасной ранец. – Облачайся, Вася. Теперь мы его возьмем.

Отданная Витольду команда была еще одним свидетельством всесторонней подготовки операции: учли возможность исчезновения сутей злоумышленника, его личности из тела тем же способом, как и у «убитого» на Кобищанах Долгопола.

Такую возможность стали учитывать после того, как Звездарик в сопровождении Долгопола наведался к Фиме; это было через день после проводов НООСа.

Мальчик при виде Васи стал столбиком – с бледным лицом и широко раскрытыми глазами.

– Живой? Вот это да! – И посмотрел на Семена Семеновича с каким-то особенным удивлением: как на человека, которого недооценивал, а его, оказывается, надо принимать очень всерьез.

– Да, Фимочка, это тот самый Василий Лукич Долгопол, чей труп ты мне по телефону советовал забрать по известному адресу, – сказал начотдела. – Тебе Спиридон Яковлевич велел позвонить?

Мальчик опустил голову, молчал.

– И давно ты его знаешь, дядю Спирю? – настырно продолжал Звездарик. – Насколько хорошо, часто ли видитесь?

– Ну… я лучше всего его труды знаю, – сказал Фима.

– Какие труды?

– Научные. Хотя бы ту же «Математику личности», вы же ее в прошлый раз в руках держали. У него много.

– Ага… – Семен Семенович многозначительно переглянулся с Васей: открылась еще одна грань богатой натуры Донора. – А где он живет и трудится? Ты у него бываешь или он у тебя?

– Я вам про дядю Спирю ничего не скажу, – заявил ребенок, – он хороший. Хоть что делайте!

Делать ничего не стали, ушли. Только в доме напротив поселилась под видом студентки-заочницы, приехавшей на сессию, оператор ОБХС Любаша – присматривать.

Но с этого момента стало ясно, что новизна идеи Мегрэ исчерпана, следует быть готовым к использованию ее противной стороной.

Вообще, полтора месяца после операций на Кобищанах и в Заречье прошли в подготовке. Особенно интенсивной стала она в последние три недели, после головомоечного визита галактического контролера-233 ГУБХС; малый номер говорил об очень высоком ранге.

Его высокопревосходительство № 233 не пожелал воплотиться в земное тело, а вызвал агента 7012 к себе в Ψ-машину, в персональное ЗУ для высокопоставленных особ. Беседа с начальством носила характер обмена импульсами по двоичному коду. Но когда сути комиссара вернулись в тело, его внешность отразила некоторые особенности этой беседы: сам по себе вспух и своротился набок нос, вокруг глаз залиловели фонари, на подбородке и в правой части лба выросло по гуле, а из нижней челюсти выломился зуб-резец. В сущности, это был общеизвестный бехтеревский эффект обратного влияния психики на тело (типа «ожога внушением»), усиленный впечатлительностью Порфирия Петровича.

Такой облик держался у него все время, пока он пересказывал отдельцам полученную в ЗУ информацию, и еще потом два дня.