Открытие себя

Моя жена Люся, Людмила Федоровна, – красивая, уверенная в себе женщина. Темноволосая, с блестящими серыми глазами, стройная, но несколько дородная (все-таки четвертый десяток). Любительница посмеяться и поддразнить, как и прежде, когда была студенткой-медичкой, а мы с Сашкой заканчивали физтех. Теперь она детский врач. «Просто она угадала в тебе человека с серьезными намерениями», – сказал в свое время Стриж, подавляя досаду.

Сейчас Люся помогает мне снять биокрылья, сворачивает их в рулон, надевает и застегивает матерчатый чехол, ставит в прихожей в угол – торчком, как лыжи.

…С той поры и по сей день она так хороша для меня, так желанна, что я ни разу не потянулся к другой. И мысли не было – даже в долгих отлучках. А тянуло ли ее на сторону? Не знаю. Не хочу знать.

* * *

(Не опередил я тогда Сашку, хоть и влюблен был до потери достоинства. Может, именно поэтому?.. Люся откликнулась на его серьезные намерения.

Только не сладилось у них. Через два года она ушла. Сначала просто от него. А затем ко мне. Были самолюбивые объяснения Стрижа со мной с хватанием за грудки.

А может, не просто ушла – я способствовал?)

Варианты ветвятся – варианты сходятся. Все они позади, зачем оглядываться? Разве лишь из боязни снова потерять ее.

Огненная краюха солнца – за синим лесом. Последние желто-розовые лучи освещают балкон, Люсю, просвечивают комнату, гаснут. И все сразу меняется.

Я теперь боюсь подойти к тому рулону в прихожей: может, в самом деле там зачехленные лыжи с палками? Миг серой размытости, множественной неопределенности.

Люся колеблется, что-то хочет, но не решается сказать мне. Ну? Говори, укрепи меня в этой реальности. У нас будет маленький, да? Если родится сын, назовем Валеркой. Ну же! Нет, передумала. Отложила на завтра.

Завтра она это скажет не мне.

Бывает, снится, что имеешь много денег… а просыпаешься без гроша. В следующем подобном сне, помня о финалах предыдущих, стараешься перед пробуждением покрепче зажать в руке пачку ассигнаций: теперь не исчезнут! Проснулся – и все равно ничего. У снов своя память, свой опыт.

…В одном из снов мы поссорились – еще не муж и жена, не возлюбленные, только сближающиеся. В следующем сне она не пришла на свидание. А еще в третьем, через месяцы, я искал ее всюду, чтобы объясниться, помириться… Как же так, неужто все?

И далее не было ничего.

В таких многосерийных снах мысль прорабатывает несвершившиеся варианты жизни. И незачем гадать: к добру ли, к худу ли? – это знание не от древа добра и зла.

* * *

«Ich hatte einen Kameraden». БЫЛ у меня товарищ… Наши с Сашкой пути разошлись сразу после окончания физтеха. Я двинулся по электронным схемам, он – по полупроводникам, попал в закрытый институт, такие называют по почтовому адресу «п/я №…»; «сыграл в ящик» – шутили мы при распределении. Никто не знал, чем для него обернется эта шутка.

Там Стрижевич начал хорошо: сделал изобретение, а на нем – диссертацию, получил лабораторию и квартиру. Он везде начинал хорошо. Первые годы мы виделись часто: то он с Люсей к нам, то мы с Лидой к ним, и на свадьбах друг у друга гуляли. Потом все реже: дружба не может питаться одними воспоминаниями, а общие интересы не возникали. К тому же Лида ревновала меня к Людмиле Федоровне, а когда родила Валерку – расплылась, подурнела, – так и вовсе: сцены, слезы, ссоры. Хотя оснований не было никаких – лишь одни мои сдерживаемые чувства.

…Как-то, вернувшись из командировки, услышал от ребят:

– Слушай, разузнай, что произошло в этом п/я номер… – взрыв какой-то, авария. Они, как всегда, таятся, сообщили только с прискорбием в городской газете о гибели при исполнении служебных обязанностей к. т. н. Стрижевича.

У меня потемнело в глазах. Помчал на квартиру к Стрижу, уверяя себя, что это ошибка, сейчас все выяснится, увижу живого. Что за чепуха, он ведь занимался технологией полупроводниковых приборов… какие могут быть взрывы и аварии!

Примчался – и застал Люсю в трауре.

(Вариант, отличающийся сильными переживаниями, драматизмом. Вариант-доминанта. От таких многовероятностных ветвлений – как брызг после удара волны о берег.)

…Лида моя восприняла все очень своеобразно: и Сашкину гибель, и то, что я посетил вдову, да и потом уделял ей внимание; так только женщины могут. Упреки, сцены – при Валерке, да еще с участием тещи, неплохой, в общем-то, женщины, но уверенной, разумеется, что права ее дочь. К тому же я жил у них «в приймах», это меня тяготило.

Словом, через год мы развелись. Перебрался на Ширму, к знакомым частникам Левчунам, в их времянку (все удобства во дворе, дрова свои, за электричество платить отдельно). Люся приходила ко мне туда, в комнату, стены которой оклеены оранжевыми обоями с серебристыми аистами на фоне пальм и заходящих солнц. А еще через полгода я переехал к ней.

Так ли, иначе ли, но мы вместе. Когда сходятся в одно многие варианты, это прочно. И у меня покой на душе.