– Закон «два в n-й степени», конечно, дешевка… – бормочет Кадмий Кадмич, адресуясь не столько к нам, сколько во влажную тьму за окном. – Реальные варианты сплошь и рядом взаимно компенсируются, а то и просто смыкаются. Скажем… вот бежит собака! – Он поворачивает к нам лицо, в руке стакан с остатками вина, в водянистых глазах – прозрачный блеск. – По шоссе. С белыми столбиками. Собака колеблется: у того столбика ей поднять ногу или потерпеть до следующего? Что означает эта ситуация математически? Собака раздваивается на альтернативные составляющие, сумма вероятностей которых равна единице. Одна поднимает ногу у этого столбика, другая – у соседнего. Вариантное ветвление! Дело сделано, первая полусобака догоняет вторую, обе сливаются в одну, которая и бежит дальше.
Мы слушаем внимательно, хотя не подозреваем, что сейчас закладываются основы Теории.
Почему Тюрин начал с собак, осталось невыясненным, но его построения сходимости вариантов, главные в вариаисследовании, и сейчас всюду именуют Теорией собаки у столбика.
– А если один столбик на этой стороне шоссе, а другой на той? – прищуривается Стриж.
– Ну и что?
– А то, что одна из альтернативных полусобак, перебегая шоссе, попала под самосвал. Тогда как?
– Так ведь и уцелевшая полусобака когда-то сдохнет, – безмятежно улыбается Кадмич. – Тогда варианты и сомкнутся. Секунды или годы – для математики безразлично… Или вот, скажем, компенсация вариантов, взаимное погашение. Ты колеблешься, какие брюки надеть, подкинул монету – выпали брюки «решка». Походил – измялись. Снимаешь, надеваешь брюки «орел». Если бы сначала выпал «орел», итог был бы прежний: обе пары надо гладить. Мы множим варианты – время сводит их вместе.
– Да ты не о том все, Радий! – закричал Сашка. – Брюки, собачьи потребности… Я ведь о существенном толковал, о вариантах судеб человеческих.
– Математика не делит события на существенные и несущественные, – произношу я, пародируя мягкий тенорок Тюрина.
– Совершенно точно, – без юмора подтверждает тот. – Существенное может складываться из множества мелких событий, решений, выборов. Может разрушиться ими. Важны количества, массивы колебаний-выборов-решений. Тенденции, направленности выборов. Черт, интересно!.. – Радий даже причмокнул. – Понимаете, получается, что в ситуации колебание-выбор человек как бы расплывается, разветвляется по нескольким альтернативным направлениям n-континуума. Не весь, конечно, а в существенной для выбора части – когда большой, когда маленькой. Впрочем, может, наверное, и весь… Потом решил – совершил квантовый перескок по этому… ну, по Пятому измерению. Каждый поступок дискретен, нельзя совершить полпоступка – то есть здесь можно применить аппарат квантовой механики, включая принцип неопределенности. – Тюрин впал в мыслительный транс, говорил не нам – вечности. Мы как-то притихли, слушали. – Расплылся – собрался, расплылся – собрался… тик-так, тик-так. И это вполне материально, ведь колебания ослабляют, на них распыляется энергия мышления. А решил – и воспрял, стоишь на одном без никаких. Нет, ты, конечно, прав, – обратился он к Сашке, – будут и существенные сдвиги судеб, может, даже не одного человека, а коллективов, народов, возможно, и человечества в целом… по Пятому измерению.
– Да что это за Пятое такое, о чем ты камлаешь?! – не выдержал я.
– Что?.. – Кадмич посмотрел сквозь меня. – Понимаешь, оно может быть даже не одно. Но ты не прав, – он снова глядел на Стрижевича, – упущенная возможность не пропадает. Если она осознана, то существует в нашей памяти как метка… как точка на оси времени, на направлении существования. А что есть точка? Это проекция на ось перпендикулярной прямой. А что есть прямая? Проекция на данную плоскость перпендикулярной к ней. А что есть плоскость? Такая же проекция гиперплоскости, сиречь пространственного объема… а объем этот может заключать в себе целый мир.
– Ух, черт! – Сашка закрутил головой, затопал от удовольствия ногами, бросился обнимать Тюрина. – Вот это да, вот это точка-запятая! Ну, Кадмич, молодец! А говорят, пить вредно. Пей еще!
И он долил ему стакан.
4
Осматриваю комнату, ожидая и боясь наткнуться взглядом на засаленную серую стеганку на гвозде возле двери, на брошенные в угол замызганные брезентовые штаны, расшлепанные ботинки со сбитыми каблуками – на свой «мундир» грузчика-выпивохи с криминальным прошлым.
…Много моих вариантов связано с этой времянкой:
– здесь я инженер, живу в ожидании комнаты в общежитии, ибо с жильем в институте туго; вокруг этой линии н.в. и н.д. мерцает в дисперсиях живой и не ладящий с Люсей Стрижевич – то ночует у меня, то мирится, возвращается к ней; именно от этого варианта пошла ветвь к Нулю, к Теории;