Открытие себя

– Ну и ладно. – Гера снова поворачивается ко мне. – Потом Выносов говорлит дирлектору: «Непрлиятная, говорлит, ситуация». А тот ему: «Все из-за скорлопалительности. Торлопимся заполнять штатное рласписание, берлем кого ни попадя». А Выносов: «Но, Иван Иванович, все-таки Урлалов создал лаборлаторию!» А дирлектор: «Да, но что создала его лаборлатория?» Вот.

(Нет, конечно, передо мной сейчас Кепкин-здешний, по уши погрязший в делах и отношениях этой н.в. линии. А где тот, мой перешедший коллега, куда его занесло? Когда я позавчера переходил из Нуля, его не было уже дней пять. Вернулся ли?)

– Ну а вывод какой? – спрашиваю я.

– Вывод? Шатается Пал Федорыч-то. Дирлектор – он ведь, так сказать… – Гера смотрит на меня со значением.

– Чепуха. Подумаешь, директор сказал… Выкрутится Уралов и на этот раз, ему все как с гуся вода.

– Знаешь, – Кепкин оскорбленно встает, – когда ты прликидываешься идиотом, у тебя получается очень похоже. Прлосто один к одному!

Смирнова фыркает за моей спиной.

Я тоже поднимаюсь:

– И из-за подслушанной сплетни ты отвлекаешь меня от дела?! Постой… что это у тебя под глазом? Граждане, у него под глазом синяк.

– Опять?! – с хорошо сделанным сочувствием произносит Толстобров.

– Где? Где?! – Гера смотрится в зеркальную шкалу гальванометра. – Это чернила… – Он слюнит палец, пытается стереть, но поскольку пальцы в тех же чернилах, синяк становится еще заметнее. Тем временем его окружают все.

– Похоже на отпечаток утюга, – определяю я. – Тыльная сторона. Хотя бы в полотенце заворачивала.

– Кино-о! – стонет Алла.

– Герман Игоревич, – скалится Убыйбатько, – вы бы сбегали в медэкспертизу, взяли справку о побоях – и в суд!

Кепкин теперь предельно лаконичен. Он берется за ручку двери, обводит всех взглядом исподлобья:

– Пар-ла-зи-ты! – и выходит.

Минуту в лаборатории длится веселье, потом все утихомириваются. Только Андруша еще долго хмыкает и крутит головой над схемой.

Все-таки Кепкин перебил настроение, отвратил от идеи. Слишком многое напомнил. «Да, но что создала его лаборатория?» Вот именно: одни попытки и провалы. Под водительством Павла Федоровича Уралова.

Неужели он и здесь выкрутится на ученом совете? Вероятней всего, да. Ведь вышел он цел и невредим из всех вариантов провала «мигалки», даже катастрофических, в которых сотрудник погиб. В таких случаях снять начальника следует хотя бы из соображений приличия, а вот нет, обошлось. Доктор Выносов за него горой, пестует в ученые. Но сейчас Паша шатается, Герка прав. И если поднапереть всем, то?.. Ведь он еще «и.о.», диссертации не сделал.

…Ну вот, отвратив от эксперимента, втянул меня другим концом в водоворот лабораторных страстей этот черт картавый. Так я завязну надолго.

Закончу-ка я лучше опыт на сварочном станке, закруглюсь хоть с этим для душевной свободы.

Прилаживаю снова на нижнем электроде наполовину изуродованную матричную полоску. Осторожно подвожу верхний штырь к искорке германия с никелевой, с мушиный след, нашлепкой. Дожимаю педаль – и… хруп!

Мысленно произношу ряд слов, заменяемых в нашей печати многоточиями. Нет, я что-то не так делаю. Надо иначе. Как?..

Глава 5 Павел Федорович делает пассы

Карась любит, чтобы его жарили в сметане. Это знают все – кроме карася. Его даже и не спрашивали – не только насчет сметаны, но и любит ли он поджариться вообще.

Такова сила общего мнения.

К. Прутков-инженер. Мысль № 95

1

На подоконнике зазвенел телефон. Встаю, подхожу, беру трубку:

– Да?

– Лаборатория ЭПУ? Попрошу Самойленко.

– Я слушаю, Альтер Абрамович. Здравствуйте.

– Алеша, здравствуйте. Алеша, ви мне нужен. Надо яко мога бистро списать «мигалку». Она же ж у вас на балансе! Зачем вам иметь на балансе неприятности? Надо списывать, пока есть что списывать.

– Ясно, Альтер Абрамович, вас понял. Иду.

Делаю мысленный реверанс станку и идее: ничего не попишешь, надо идти. Хотел попробовать, честно хотел, но… то Кепкин, то вот Альтер – не дают развернуться.

– Техник Убыйбатько, подъем! Пошли в отдел обеспечения, «мигалку» будем списывать.

– Ну-у, я только распаялся! – недовольно вздыхает Андруша. Встает, снимает со спинки стула пиджак в мелкую клетку, счищает с него незримые пылинки, надевает. Придирчиво осматривает себя: туфли остроносо блестят, на брюках стрелочки – все в ажуре, от и до. Андруша у нас жених.

Мы идем.

…Тот разговор во времянке, статья из «Ла вок де текнико» и «мигалка» – три источника и три составные части Нуль-варианта. Из разговора родилась теория, статьи дали первый намек на ее практичность, открыли путь к методу. А из «мигалки» возник наш советский эмоциотрон.