Открытие себя

В низменной части острова восточнее Зеленой горы находились озерца и болотца, на которых в зимнюю пору обитало немало прилетевших с севера гусей и уток. Туда мы отправлялись втроем: Барбарита, Имельдин и я, неся с собой большое зеркало, бамбуковые жерди и палки. Выбрав незатененное место, сооружали помост, на который взбирались тесть с зеркалом и теща. Зеркало нужно, поскольку далеко не всегда солнце оказывается на одной прямой с охотницей и летящей птицей; зеркальщик и отражает его свет в нужном направлении. На мою долю оставалось криками и бросанием камней в камыши вспугивать дичь.

Обеспокоенные утки поднимались вереницей. Далее все делалось быстро и красиво: Имельдин поворачивает зеркало под надлежащим углом, просвеченная лучами Барбарита ловит в световой конус переднюю птицу; секунду та летит, заключенная в огненный круг, – круг стягивается в слепящую точку на голове или груди утки, и она падает. Световой конус захватывает другую утку, сходится в точку-вспышку – падает и она; затем третья, четвертая. Никакой пальбы, все спокойно и бесшумно, слышны только короткие предсмертные вскрики птиц. Я собирал добычу. Часть уток падала в воду, приходилось плыть за ними.

В один заплыв я притаскивал в зубах две, а то и три утки, это нетрудно, надо только суметь ухватить их за шеи.

Позже, когда я удостоился чести быть представленным ко двору, то видел, как дамы-линзы, сопутствуемые зеркальщиками, несли охрану священной особы короля Зии Тик-Така, не подпуская к нему своими хорошо сфокусированными «зайчиками» никого ближе пятнадцати ярдов.

Ради полноты описания должен заметить, что тикитакские дамы умеют образовывать в себе не только увеличительные, но и уменьшительные линзы – тоже повсеместно и искусно. Пожилые тикитакитянки умеют ими придать себе (правда, ненадолго) кажущуюся миниатюрность, изящество, свежесть – качества излишние в домашнем хозяйстве, но столь притягательные для мужчин. Когда же сбитый с толку, распаленный ловелас приблизится на необходимую дистанцию, он попадает в мощные жаркие объятия, из которых не так просто освободиться.

Тикитакские матроны умеют не быть обойденными судьбой. Особенно худо приходится мужу, если он подобным образом попадает в объятия своей жены.

Имельдин уверял меня, что именно поэтому на острове гораздо больше вдов, чем вдовцов.

* * *

Но самое серьезное применение этих свойств я увидел незадолго до того, как вынужден был покинуть Тикитакию. Город в это утро был взбудоражен новостью, что к острову приближается заморский корабль.

В ту пору я уже чувствовал себя вполне тикитаком, имел друзей и знакомых.

Аганита родила сына, которому мы дали диковинное здесь имя Майкл, несколько раздобрела и начинала сама управляться на кухне; жизнь налаживалась. Поэтому вначале я почувствовал то же любопытство, что и другие островитяне, направившиеся к западному берегу поглазеть. Только я не совсем понимал, на что они будут глядеть.

Корабль стоял на якоре в полутора милях от берега, того самого обрывистого, с галечным пляжем внизу, на который когда-то выбросило и меня.

Он, видимо, подошел еще вечером.

Утро было ясное, море рябил слабый бриз, поднявшееся из-за гор солнце хорошо освещало корабль. Я смотрел, стоя на обрыве и составив руки подзорной трубой: это было трехмачтовое, судя по глубокой посадке, хорошо нагруженное судно – скорее всего фрегат. Я выдвинул вперед левую кисть для большего увеличения, напряг глаза – и мое сердце забилось чаще: сходящиеся к центру синие и белые полосы, британский королевский флаг.

Мысленно я теперь был там: понимал и осторожность капитана, не разрешившего высадиться на незнакомый остров к ночи, и нетерпеливое стремление команды ощутить после долгого плавания землю под ногами, пополнить запасы воды и пищи… Да и, если не окажутся здесь испанцы, голландцы, португальцы или иные проворные европейцы, присоединить эту территорию к владениям британской короны.

Я заметил движение на корме: выбирали якорь. Фрегат, осторожно маневрируя, двинулся против ветра в сторону острова. В свою «подзорную трубу» я различал, как на носу два матроса готовятся замерять глубину, а на верхней палубе расшнуровывают и оснащают к спуску на воду бот.

В это время позади послышался топот многих копыт. Я оглянулся: к обрыву приближался отряд. Непрозрачные тяжеловозы с длинными гривами и мохнатыми копытами несли на своих широких спинах самых массивных дам города; на других лошадях гарцевали многочисленные зеркальщики; в арьергарде мулы рысцой тащили на себе вязанки бамбуковых жердей. За отрядом, кто на чем, тянулись горожане-болельщики.

Во главе процессии рысила на золотистом першероне наша соседка Адвентита.