Открытие себя (сборник)

«… А ведь предостерегала меня моя покойная матушка, чтобы я не выходила за медика, просила и плакала! Дурочка была легкомысленная, вроде Аганиты! Да и ты был тогда куда как мил, тонкий, звонкий и прозрачный, могла ли я устоять! Теперь не тонкий и не звонкий, а ума (трепетное покраснение в лобной части мозга) сколько было, столько и осталось, если не убавилось! Все мечешься, мечтаешь, ловишь удачу, ходишь с папкой, а лучше бы с сапкой, взял на нашу голову этого Демихома Гули, а он уже и в зятьки пристроился, внука нам смастерил, дурное дело нехитро! (Не решусь пересказать, какими местами и как это было выражено.) Даже лошади у нас нет, ни тебе в город выехать, ни мне, перед соседями стыдно, когда одалживать приходится, да и зеркал у нас меньше, чем у всех! Вон у Баргудинов, напротив, по четыре, по пять в каждой комнатке, все угловые или трюмо, у Адвентиты, хоть она и вдова, чему я начинаю завидовать, тоже много, да все большие, и на фасаде есть… А у нас?! (Трепетные, как всхлип, дрожания диафрагмы и верхушек легких; кишечник под печенью чуть позеленел.) Сам ничего в дом не приносишь, и зятек с тебя пример берет, ему предлагали работу, так нет, видите ли, не по нему, отворотил афедрон, куда там, а ведь две учительские ставки сулили! Достатков никаких, сбережения ничтожны, от Аганиты помощи мало, да и внучонка она скоро нам подарит, доченька моя неудачливая, такая же дурочка, как и я была в молодости… А на что жить будем?! Если так и дальше пойдет, то мне придется идти подрабатывать своей печкой – это при живом-то муже!!!»

Имельдин только стоял перед ней, пытаясь – движениями гортани и пищевода, похожими на глотательные, подтягиванием и расслаблением живота, короткими вздохами – вставить и свое мнение: «Да погоди ты, послушай!.. Ну, знаешь!.. Успокойся, ради бога! Ну и ну!..» И лишь когда его жена удалилась, победно переливаясь и блестя в лучах заходящего солнца, произнес одно слово:

– Зараза!

Два места в водопадном монологе достопочтенной Бар-бариты требуют пояснений. Первое – это о «работе», которую мне предлагали и от которой я якобы «отворотил афедрон» (выражение и само по себе более обидное, чем «отворотил нос», а уж если это показывают!..). Ну, прежде всего панические причитания тещи о малых достатках и «на что жить будем» неоправданы. Судите сами: расходов на одежду никаких, на отопление – столько же; вследствие повышенного самоконтроля пища усваивается организмом тикитака гораздо лучше, чем у темнотиков (так они называют обычных людей), – следовательно, и ее требуется вдвое-втрое меньше.

Имеется усадьба, живность, огород, свои тиквойи; неподалеку – отличные охотничьи угодья. Иметь коня – большая проблема (корма, стойло, уход), чем одолжить его у соседей на поездку. А надрываться из-за лишних зеркал… пет, здесь я целиком на стороне Имельдина. И, кстати же, сам я никогда не чурался сапки, помогал теще на огороде и по хозяйству, брал на себя самую неблагодарную работу на охоте. Но и в этом моего тестя можно понять: папка для тикитакского мужчины куда более престижна, ему следует выглядеть начальником, чиновником или на худой конец специалистом. Да и гонорары за внутреннее декорирование опекун не прогуливал, а приносил домой; другое дело, что они были редки и невелики.

Теперь о приглашении на «работу». Однажды – это было на второй месяц моей жизни на острове – к нам заявились трое мужчин с бутылкой. Я умел уже отличать одни внутренности от других в достаточной мере, чтобы составить представление о человеке (как мы его составляем по лицу, голосу, одежде), и обратил внимание на то, что «инто» всех троих выглядели какими-то образцово-показательными, учебниковыми; прямо для анатомических плакатов. Оказалось, это были учителя по самоведению, основной науке в здешних школах.

Преподаватели и мы с Имельдином расположились во дворе за столиком под тиквойей. Самый крупныйи образцовый самовед, видимо, старший, откупорил бутылку, поставил передо мной и сказал на всех языках сразу:

– Дринк, буа, тринксн! Окей, бон, вери гуд! Буль-буль… Ну?! – весь вид его выражал, что он принес мне радость.

Из бутылки тянуло спиртным. Я сидел в недоумении. До сих пор единственным применением смесей винного спирта с водой, которое мне довелось наблюдать здесь, было обтирание тела в жару или после работы, а также мытье рук и ног. Такая жидкость лучше воды очищает кожу, охлаждает и бодрит ее. Сам я, стремясь во всем следовать образу жизни тикитаков и будучи с молодости воздержан, тоже употреблял эту смесь только так и не воспринимал ее, как напиток. И вот теперь… Что же, гостей следует уважать. Я крикнул Агате, она принесла пиалы; налил всем поровну, поднял свою:

– Ваше здоровье!

Но тикитаки, не исключая и тестя, сидели неподвижно, выражая всеми потрохами изумление и оскорбленность. Потом Имельдин вылил содержимое пиал на землю, обратился к учителям с вопросом. Разговор шел на внутреннем тикитанто, тесть мне переводил.