Оба сделали движение, чтобы встать, оба глянули на темную тайгу и остались на месте.
— Пусть! — сказал Проня. — Но посуди: мы с тобой полдня добирались до деревни, а сколько времени надо этим полузадушенным выродкам, если даже они не утонут?! А они утонут — я тебе говорю! А доберутся, так завтра к вечеру, когда и следы наши простынут!
Чернобородый тряхнул головой, мрачно глядя на котомку у себя под ногами.
— Давай выпьем… Трещит, собака!..
— Во-во! — обрадовался Проня. — Давай.
Выхватив из мешка непочатую бутылку водки и дюралевую кружку, Проня наполнил кружку почти до краев, подал ее чернобородому, сам дотянул остатки прямо из горлышка.
Чернобородый залпом опрокинул кружку. Развязал мешок, вытащил луковицу, откусил от нее прямо с кожурой, ткнул Проне еще одну бутылку.
— Открывай эту…
Проня с готовностью открыл вторую.
Чернобородый внимательно наблюдал за ним, как он делит водку, и, может быть, поэтому Проня разделил вторую бутылку поровну. Потом сказал:
— Надо выспаться!.. Зря разжигал такой костер! — Разворошил хворост, чтобы огонь убавился. — Никуда они не уйдут! Щенков бояться будем! Они от страха подохли уже где-нибудь! А нам до рассвета все равно нельзя трогаться. Ложимся! Еще с час нельзя трогаться. — И первым улегся на свою постель, придвинув ружье к боку.
Чернобородый прожевал кусок сала, огляделся, потом встал, обошел вокруг поляны, прошаривая кусты, углубился в лес. Минут через двадцать вернулся, прошагав почти рядом с Мишкой. Задрав голову, поглядел на звезды и тоже лег, придвинув к себе ружье.
Мишка уходит
Петька проснулся сразу, едва Мишка подтолкнул его в бок. Чуть брезжило утро. Звезд уже не было, откуда-то с востока по небу растекалась бледность. Но в лесу еще держалась темь.
Петька проснулся, как никогда, здоровый и голодный, вскочил на ноги. Подпрыгнул, сделал два шага вперед, два шага назад. Шаги еще отдавались в теле ноющей болью, но это было уже терпимо.
Мишка подтолкнул Никиту. Никита вскочил, будто ошалелый, оглянулся по сторонам.
— Что? Где? — И, ничего еще не соображая, уставился на Мишку. — У тебя есть хлеб?
Мишка приложил палец к губам, ухмыльнулся, довольный собой, потащил их куда-то в сторону, пригнул к земле.
Друзья разглядели под сосной, на газете, три полные бутылки воды, огромный, разрезанный на две половины пирог с картошкой и яйцами, нарезанное дольками сало, очищенный лук и два куска домашней колбасы.
Петька даже задохнулся при виде таких яств.
— Шамайте, — голосом короля повелел Мишка и, усаживаясь в сторонке, добавил: — Владька дежурит там. Они сейчас проснутся. Как бы не нарвались.
— А ты?.. — спросил Никита, протягивая руку за пирогом.
— Я уже! — соврал Мишка. Но впервые в жизни соврал так правдоподобно, что друзья поверили.
Это был пир! Это был тот самый пир, о котором в сказках говорят, что он на весь мир!
Таял во рту пирог, таяло душистое сало, булькала в бутылках вода и медленно струилась, растекаясь по телу! Не стоит и говорить о приправленной чесноком колбасе с кусочками хрустящего, душисто-сладкого лука!
Когда Мишка спросил: «Наелись?» — путешественники в блаженной истоме лишь закивали головами в ответ.
Шурхнули кусты. Высунулась Владькина голова рядом с наконечником дротика.
— Они проснулись!..
Владька тут же исчез опять.
Мишка быстро убрал следы пиршества.
Надели телогрейки, взяли котомки — Владькину и Мишкину, крадучись приблизились к поляне.
Владька оглянулся.
Петька жестом подозвал его.
— Едят! — сказал Владька. — Выпили по целой кружке. Молчат. Проня обошел все «а двести метров вокруг, искал следы. Чуть не напоролся… Я б ему… — Владька шевельнул дротиком. — Потом веревку смотрел, говорит: «Откуда у них нож?» — «Карманы проверял?» — «Нет…» И сразу начали быстро есть. Молча.
Петька сказал:
— Вот что… Надо одному пробираться в деревню.
Небо над их головами блекло, и уже легко можно было разглядеть вытянутую руку. Но бежать в такой темноте было все же рискованно.
— Один бежит, остальные остаются, — сказал Петька. — Давайте жребий.
— Вы не в счет, — поколебавшись, сказал Владька. Бежать в деревню он не хотел, но понимал, что Петька с Никитой — не бегуны пока.
Никита хотел возразить, Мишка предупредил его.
— Жребий будет несправедливо… — вздохнув, сказал Мишка. — Я сейчас самый крепкий и знаю лес лучше Владьки. Ты оставайся, — сказал он Владьке. Снял свою котомку и отдал ее Никите. Все виновато промолчали: Мишка был прав — идти лучше всего ему.
— Ладно… — сказал Петька. — Вот возьми… — И, вытащив из кармана с еще одной трещинкой компас, нацепил его Мишке на руку. Хорошо, что Петька предусмотрительно сунул компас в карман, остерегаясь его светящегося циферблата.
Мишка сразу, прицелившись, определил местоположение поляны по отношению к Лысухе.
— Ну, держитесь тут! Случай чего — лучше убегайте.
— Они сейчас уходят! — шепотом сказал Владька, что-то разглядев на поляне за деревьями.
— Мы будем оставлять следы, — сказал Петька.
— Я быстро!
И, махнув рукой, Мишка скользнул между деревьями в сторону Засуль.
Силуэт его раза два еще мелькнул в туманном мраке медленно растворяющейся ночи и исчез.