Открытки от незнакомца

Мы едим, девчонки болтают, я рада, что их болтовня заполняет дыры, образовавшиеся после тридцати лет жизни врозь. Майкл тоже старается, я – нет, я могу только молчать. То, что я здесь нахожусь, вычерпывает до дна всю оставшуюся у меня энергию.

Внезапно мое терпение иссякает, и я вскакиваю.

– Простите, – бормочу я, – но мне нужно…

Я не уточняю, что именно мне понадобилось, сдергиваю свое пальто с крючка в коридоре и поспешно выхожу. Слышно, как они обсуждают, не стоит ли кому-нибудь выйти со мной, и как Майкл советует оставить меня в покое.

Я затворяю за собой дверь. За мной никто не идет.

Небо выглядит грозно, но пока что не разражается ничем, кроме тусклого света. Куда идти: вниз, к реке, или наверх, к пустоши? Постояв на ступеньках, я выбираю второе. Долина с поникшими деревьями и темным подлеском сегодня кажется мне тесной, грозящей клаустрофобией. Мне нужно пространство, бесконечный горизонт, чтобы было свободно дышать.

Что-то со мной не так. Остальные отнеслись к сокрушительной новости как к должному. Примерно полчаса удручающей семейной истории – и пожалуйста, легкий совместный ланч. Что там на десерт? Не понимаю, откуда такое спокойствие. А Майкл? Почему для него так просто то, от чего у меня сердце разрывается?

Я так погружена в себя, что не замечаю, как прохожу мимо дома Симеона. Перелезаю через ограду, не вспомнив про калитку, и иду дальше. Вижу припаркованные машины – водители выгуливают собак или занимаются бегом, – но людей не видно, поэтому я вздрагиваю, когда тишину нарушает чей-то крик, и не сразу соображаю, что зовут меня.

– Кара, Кара! Подожди!

Я оглядываюсь. Он торопится вверх по склону следом за мной, возясь с рукавом пальто, болтающегося у него за спиной, как сломанное крыло. Он даже не удосужился завязать шнурки.

– Когда ты вернулась? – спрашивает он. – Хорошо слетала?

Теперь эти вопросы имеют так мало отношения к моей жизни, что я даже сомневаюсь, что он обращается ко мне, и ищу сзади себя кого-то другого.

– Сан-Франциско! – напоминает он с ухмылкой. – Забыла?

С тех пор столько всего произошло, что, кажется, это было в другой жизни. Новогодняя ночь и первое утро года, последний раз, когда я видела Симеона… Со мной ли это было? Скорее с кем-то еще.

Он догоняет меня и наклоняется, чтобы завязать шнурки.

– Погоди. Моя бабушка перевернется в гробу, если я буду расхаживать с развязанными шнурками.

Я почти не знаю этого человека. Мы провели вместе пару часов и потом ночь, а после я от него отстранилась, но в его светло-голубых глаза не видно ни злости, ни горечи. Я закидываю руки ему на шею и тесно к нему прижимаюсь. Он сначала удивляется, а потом заключает меня в крепкие объятия. Мы молчим, кажется, целую вечность. Когда я наконец высвобождаюсь, он смотрит на меня с лукавой улыбкой.

– Ну, привет, – говорит он. – Добро пожаловать обратно. – Он так рад меня видеть, что мне хочется закричать. – Ну, что у тебя новенького, Кара-Любимая?

– Все непросто, – отвечаю я, пытаясь сдержать слезы. – Нет никакой гарантии, что я, пока буду рассказывать, не превращусь в противное сопливое чучело.

– Начни сначала, – просит он, беря меня под локоть.

Мы поднимаемся на холм, идем к пустоши. Я сама себе поражаюсь. Мне кажется, что я целую вечность захлебывалась в водовороте смятения и неверия в свои силы, но стоит появиться Симеону, и я начинаю думать, что могла бы возродиться, стать совсем другой, если обрету любовь и свободу. Это похоже на проблеск солнца сквозь тучи. Я отчаянно цепляюсь за этот лучик надежды.

Я все рассказываю ему на ходу, он слушает, почти не перебивая.

– А теперь все мы собрались у меня дома и обедаем! – негодую я. – Как будто все совершенно нормально…

– Возможно, так оно и есть, – говорит он. – Или через некоторое время будет.

Но я не верю в возвращение к нормальности.

– Майкл, похоже, не видит во всем этом никакой проблемы. Как будто он этого ждал.

– Может, и ждал, – мягко говорит Симеон. – Если он всегда знал, что ваша мама жива, то мог ждать ее возвращения. В том, что произошло сейчас, есть смысл. Разве ты сама на ее месте не дождалась бы смерти вашего отца, прежде чем рискнуть вам показаться?

Мне эта мысль в голову не приходила. Наверное, он прав. Майкл никогда не стал бы ее разыскивать, чтобы не причинить боль мне, но с тех пор, как я нашла открытки, он знал, что я сама докопаюсь до правды. У него было несколько месяцев на подготовку к тому, что обрушилось на меня за считаные часы.

Все это плохо умещается у меня в голове. Я не знаю, что думать, не понимаю собственных чувств. Туман никак не рассеется. Мне важен только этот момент, то, что я стою здесь, среди вереска, слушаю птичье пение, наслаждаюсь тем, как ветер обдувает мне лицо.

Симеон сжимает мою руку. Этот жест кажется таким естественным.

– Думаешь, ты сможешь ее простить? – спрашивает он. – Не сегодня, не в скором времени, а когда-нибудь?