Открытки от незнакомца

Смогу ли? Я думаю о грусти в ее темных глазах, когда она рассказывала нам свою историю, о слезах Майкла в галерее Тейт, о картинах Урсулы на сюжеты их страшной жизни в семье. Все они жили с болью в сердце, пока я спокойна жила, не догадываясь, какую тяжесть все они взвалили на себя ради меня. Жизнь без матери, десятилетия лжи – теперь нам придется расхлебывать все это вместе.

Мы добрели до «камня со свастикой» – рисунка, высеченного когда-то в бронзовом веке на выступе скалы из песчаника. Я опираюсь на чугунную ограду и разглядываю древний камень.

– Ты знала, что свастика была символом удачи до того, как ее присвоили себе фашисты? – спрашивает Симеон.

Резное изображение, почти стертое тысячелетиями ветров и дождей, по-прежнему так красиво, что невозможно связать его с ужасами двадцатого века.

– Возможно, для тебя сегодня тоже удачный день, Кара. Начало чего-то нового.

Его слова повисают в воздухе. Теперь я сама сжимаю его руку, думая, что, наверное, он прав.

Мы молча смотрим вниз, на уютно примостившийся между холмами городок. Мрачная туча внезапно светлеет с краю и становится похожа на шарик ванильного мороженого в черпаке. На короткое мгновение луч света прорывается сквозь облака и дарит соскучившейся по солнцу полоске земли внизу долгожданную надежду.

Эпилог

Я продала дом. Не сразу. Говорят, важные решения лучше не принимать под воздействием тяжелой утраты, поэтому я не торопилась. Но одинокая жизнь в большом трехэтажном доме стала в конце концов невыносимой, тем более что со мной больше не было миссис Пи. Когда я выставила его на продажу, покупатели нашлись за считаные недели. Риелтор рекламировал дом как «настоящее семейное гнездышко», что не могло меня не удивлять.

Я так и не разобрала свалку на чердаке. Я уже была близка к тому, чтобы за нее приняться, но в конечном счете у меня не хватило духу. Четкие пометки отца на коробках позволили выставить на аукционе в интернете все скопом, ни одной не открывая. Я была бы не прочь найти синего ангелочка, но в итоге не стала.

Энни (у меня, в отличие от Майкла, язык не поворачивается называть ее мамой) часто приходила ко мне после похорон отца. Казалось, она не знает, как ей быть, как вести себя со мной, и я, честно говоря, не облегчала ей задачу. Сначала со мной была Бет, мне было проще не оставаться с Энни с глазу на глаз и не тяготиться молчанием, порожденным десятилетиями уверенности, что ее нет в живых.

Так мы, Энни и я, кружили друг вокруг друга на цыпочках, пока не нащупали шаткое равновесие, существующее до тех пор, пока одна из нас не пересечет незримую черту. Мы ни о чем не спорим; я сама поражена своим зрелым отношением ко всему этому. Разгребание прошлого друг друга ни на шаг не продвинуло бы нас вперед. Гораздо проще не касаться больных тем. Оказывается, мне не нужно знать, что она делала все эти годы, без меня. Мы ограничиваемся настоящим и будущим, так лучше для нас обеих.

Она слетала к Урсуле и познакомилась со Скайлер, теперь мы можем их обсуждать и сравнивать наши впечатления от посещения Сан-Франциско. Урсула прислала мне письмо с описанием визита своей сестры. Теперь она не так скупа на слова, как раньше, хотя хотелось бы большего. Она написала, что Скайлер была рада познакомиться с тетей Энни. По-моему, ее собственная радость была скромнее, что, учитывая все обстоятельства, не должно удивлять. Они со Скайлер собираются прилететь к нам, увидеться со мной и познакомиться с Майклом и его семейством. Очень этого жду, хочу показать Урсуле мои платья. Думаю, она лучше всех остальных поймет эту часть моей жизни.

Довольно скоро после возвращения к нам Энни неподалеку от дома Майкла выставили на продажу квартиру, и она переехала туда. Полагаю, квартиру купил Майкл, хотя он об этом помалкивает. Может быть, на это пошла часть его доли от продажи старого дома; я не задавала вопросов. Они прекрасно уживаются, Энни обожает сидеть с детьми, при желании я всегда могу ее навестить.

Хлопает входная дверь.

– Это всего лишь я. Как поживает моя принцесса? – кричит Симеон. Он появляется в дверях, обвешанный покупками. – Были только эти. Может, они маловаты, но я решил, что лучше маленькие, чем большие. Я не прогадал? Могу вернуться, если ты решишь, что другие были бы лучше. А вот это само упало мне в корзину.

Он подмигивает мне. У него темнеют круги под глазами, раньше этого не было, зато он не перестает улыбаться. Он показывает розовое платьице на маленькой белой вешалке. Вычурная, совершенно непрактичная вещица, но до чего милая!

– Она еще маловата для платьев, – говорю я. – Пока я его на нее натяну, она уснет.

Он морщит нос:

– Знаю, просто не смог удержаться, не кори меня.

Он садится рядом с нами на диван. Лили отвлекается, перестает сосать молоко, поднимает глазенки – но быстро возвращается к прерванному занятию. Симеон берет в ладонь ее ножку, гладит розовую ступню.

– Памперсы в самый раз! – говорю я. – А насчет платьица – уверена, мы сходим куда-нибудь, куда можно будет его надеть.

Он смеется. Я уже вижу, что из него получится великолепный отец.