Меня подмывает пожаловаться на пропажу голубого ангелочка, но так недолго проговориться о письмах, а мне не хочется ступать на это минное поле. Моя жизнь превращается в сплошную тайну. Я молча делаю еще один глоток и вижу, что мой бокал уже почти пуст, тогда как миссис Пи едва пригубила из своего, а отец к шампанскому вообще не притронулся. Зря я ему налила. Я тянусь к его бокалу, выпиваю его тоже и сразу чувствую, как по телу растекается тепло. В голове воцаряется долгожданная пустота. Трагическое отставание от графика готовки начинает казаться пустяком.
– Схожу-ка проверю индейку, – говорю я.
– Хотите помогу? – снова предлагает миссис Пи.
– Нет, спасибо, – легкомысленно отзываюсь я и упархиваю на кухню.
Дела там идут не так хорошо, как я надеялась. Открыв дверцу духовки, я слышу обнадеживающее потрескивание, но, заглянув под фольгу, обнаруживаю, что крест из бекона, любовно выложенный мною утром, перекосился и начинает чернеть. Я беру его кончиками пальцев за край и начинаю поправлять, обжигаюсь, роняю сгоревший бекон на пол, чертыхаюсь. Не теряя времени (правило пяти секунд!), подбираю его с пола и швыряю на кухонный стол.
Ясное дело, одной индейки для рождественского ужина недостаточно. Я уже жалею, что пила шампанское, дает о себе знать и послесвадебное похмелье. Овощи готовы, но я забыла пожарить картофель, отмокающий в миске с соленой водой. А еще надо приготовить сосиски в тесте и пастернак, не говоря о подливке и соусах – к ним я собиралась приступить под самый конец.
У меня отчаянно колотится сердце, но я себя уговариваю, что задержка с картошкой – еще не повод для паники. Ничего, подам вареную. Пастернак – тот вообще записан у меня как необязательное блюдо. Я как будто успокаиваюсь, но при виде аккуратного с утра расписания, теперь испачканного жиром от бекона и вообще безнадежно нарушенного, я чувствую, как на глаза наворачиваются горячие злые слезы. Мне так хотелось, чтобы все вышло безупречно, а получается из рук вон плохо. Что за игру я затеяла, с чего вдруг решила, что способна устроить нормальное Рождество, как все остальные люди?
– Вы уверены, что обойдетесь без помощницы?
От неожиданного вопроса у меня за спиной я вздрагиваю. Миссис Пи стоит в дверях с пустым бокалом из-под шампанского в руке. Она собралась сполоснуть его в раковине – напоминание на случай, если я забыла, что она здесь больше чем гостья.
– Благодарю, у меня все под контролем, – вру я, смахивая слезы в надежде, что она их не заметила. Но тут что-то лопается у меня внутри, и я отбрасываю притворство. – А вообще-то нет! Я ужасно опаздываю. Индейка будет готова вовремя, но все остальное – нет. Боюсь, придется отказаться от картошки, я ее только замочила, а пастернак вообще…
Миссис Пи, не дослушав, вешает свой жакет на спинку стула и подворачивает рукава блузки.
– Не надо спешки, – спокойно произносит она. – Ваш отец уснул, а мы с вами найдем, что пожевать, если проголодаемся. Когда индейка будет готова, мы накроем ее полотенцами, чтобы не остыла, и спокойно доделаем все остальное.
Какой у нее ободряющий голос! Он обволакивает, как теплый пух. Она снимает с крючка на двери еще один фартук и берется за гусиный жир, который меня заставили купить в лавке, запугав до полусмерти: режет его на маленькие кусочки и кладет в жаровню. Я облегченно перевожу дух.
– Бокал вина? – предлагаю я ей, довольная, что можно отступить на знакомую территорию.
Она с улыбкой кивает, и вот мы уже становимся командой: вдвоем готовим рождественский ужин, как делают миллионы женщин во всем мире для своих мужчин.
Блюда удались на славу, и я рада подать их на давно забытых фарфоровых блюдах. Разумеется, нам троим всю эту гору не съесть.
– Буду доедать в январе! – шучу я, и отец улыбается, как будто пюре из индейки – его любимое блюдо.
Мы с миссис Пи болтаем о рождественской телепрограмме и делимся разными малозначительными историями. Обе мы стараемся не вспоминать рождественские праздники прошлых лет, как будто боимся их призраков. Отец сначала старается следить за разговором, но в конце концов засыпает за столом, и мы отводим его в кресло. Он весит как перышко, можно подумать, что все кости у него стали полыми. Воротник рубашки подчеркивает худобу его шеи, гордо торча, как забор, на приличном удалении от нее.
– Он не открыл подарки, – сетую я, когда мы возвращаемся на кухню. – Сама не знаю, зачем что-то ему купила. Вам тоже не стоило этого делать.
– Это всего лишь маленький сувенир, – оправдывается она.
– Все равно не надо было беспокоиться, – говорю я, включая горячую воду, чтобы помыть посуду.
Эта фраза получается более резкой, чем я хотела. Миссис Пи достает из ящика чистое полотенце и ждет, когда я начну ставить перед ней вымытые тарелки.
– Если мой вопрос неуместен, так и скажите, – просит она. – У вас с отцом не произошло ссоры?
– Нет, – отвечаю я. – А почему вы спрашиваете?