Открыто: Стихотворения

И кстати, еще бывает уездный гор.,
точнее, уездный N. - не об этом речь.
В котором ночами долгими пьют кагор,
и головы, будто птицы, слетают с плеч.
И в этом уездном N. неплохой приют,
и номер не так уж дорог, второй этаж,
И чай хорошо заваренный подают,
и вечером после ужина - экипаж.
И есть куда ехать - и опера, и балет,
центральный парк, петровских времен собор,
В конце концов, не так уж и мало лет
уездному N. (недаром он назван гор.)
А ты тут мечешься: слезы, любовь, скандал,
та с тем, тот с этим, а этот - наоборот,
А ту вот кажется тот, в ботинках, кидал,
потом вернулся - она его не берет,
Он запил, выжил, вышел на променад,
а там она, с ребенком или тремя
И он заплакал, он возносился над,
цепочкой облачной над мостами гремя,
Детишки хватали пятки, смеясь навзрыд,
гудел брюхастый маленький вертолет,
Бубнила гид: «Вот здесь, кстати, поп зарыт,
а здесь собака». В реках вертелся лед.
И так - недели, твоя незаметна роль,
восьмая пешка, и до кольца пешком,
Замок ученый - ему набери пароль -
тогда откроет, одарит в ответ стишком.
Кадеты, дети, модели, время рекой.
А ты представь, как ветер стекает с гор…
В конце концов, не так уж он далеко,
уездный N. или просто - уездный гор.

* * *

Третий лишний, говорят, третий лишний, книжный, скучный, говорят, мешаюший, длинный такой нафталинный третий, говорящий какую-то чушь и слушать его - не заметишь, как и уснешь, поскольку он третий, а мы-то все дальше в лес и у нас руки дрожат от счастья и глаза горят синим дымом, птички поют, а третий лишний, неслышный, всевышний, тот самый ближний, которому надо дать по щеке, чтоб получить от того, кто от тебя вдалеке.

Третий лишний, третий скрипит зубами, истекает слезами, кричит, я устал, я пойду, я рядом, если что, зовите, а я посижу в кафешке с кошкой, выпью кофе, сьем пече-нюшку, да что ты, отвечаем, оставай с нами, пользуйся нашими снами, гибни в нашем цунами, питайся блинами, кидайся словами, мы остаемся с вами, это такой подарок, и ты не дурак, чтоб от него отказаться.

Третий лишний, у третьего есть жилетка в шотландскую клетку, с карманчиками из пуха, с отворотиками из меха, жилетка, пропитанная нашим страхом, нашей ревностью, нашим трусливым потом, нашим шепотом; в которую входят штопором обузданные мыслишки, не слишком радостные, не слишком глубокие, круглобокие, а жилетке что, она слышит, пухом по меху пишет, а третий лишний.

И ящерицами сплетаются косы, проволокой сплетаются руки, половина шестого, голоса, стоны, через час работа, кофе на кухне, мир не рухнет, отдышится, справится, заиграет, выкинет праведников из рая, грешников заберет у Харона, съест недоваренные макароны, икнет, извинится, свистнет синицей, небесные свяжет плети. Тут на сцене появится третий. Рассвет прищурил глаз и разлегся с комфортом, мурчит, лежит. Третий нагнулся, выключил газ под конфоркой, а то сбежит.

Какая зануда этот третий лишний.

Вот табличка висит «Посторонним нельзя», вот прохожие, будто бы тени, скользят, вот и я прохожу, шоколадку грызя, размьгшляя о вечных мотивах. Вот стоит у дороги вчерашний герой, увлеченный забавной и сложной игрой - он все ищет того, кто вздыхает порой под окном его темной квартиры.

Он не то чтобы юн, но еще не старик, он так зябко вжимается в свой воротник, про него уже писаны тысячи книг и с десяток бульварных романов. Он готовит еду из просроченных круп, иногда он слегка в обращении груб, он учился читать по афишам рок-групп и по биркам джинсовых карманов.

Я его уже знаю почти до костей, даже знаю, что он ненавидит гостей, что никто ему не согревает постель, и не варит пельмени на ужин. И еще он боится ночной темноты, а еще он растит на окошке цветы, а еще только с кошкой он вроде на «ты», впрочем, кто ему в сущности нужен?…