Мы видим, что здесь эмоциональная ситуация в большей или меньшей степени та же, что и в стихах Петрарки, однако, несмотря на абсолютную эстетическую значимость обоих поэтических отрывков, во втором случае коммуникативный процесс оказывается совершенно другим. В стихах Петрарки мы видим частичное нарушение порядка, характерного для языка-кода, нарушение, предпринятое, однако, для того, чтобы установить однонаправленный порядок сообщения, в котором вместе с оригинальной организацией звуковых элементов, ритма и синтаксических решений (определяющей эстетическую самобытность речи) сообщается обычное семантическое значение, которое можно понять только так, а не иначе. В стихах Элюара, напротив, наблюдается явное стремление сделать так, чтобы богатство поэтических смыслов рождалось именно из неоднозначности самого сообщения; ситуация неопределенности, эмоциональной напряженности рождается как раз оттого, что поэт намекает на многие движения и чувства, среди которых читатель может выбрать те, что наилучшим образом позволяют ему принять участие в переживании описанного эмоционального момента, присоединяя к намекам свои собственные ассоциации.
Все это лишь означает, что современный поэт строит свое поэтическое сообщение с помощью тех средств и конструкций, которые отличаются от конструкций и средств средневекового поэта: речь идет не о результатах, и анализ поэтического произведения, сделанный в контексте теории информации, не объясняет, почему оно приводит к эстетическому результату, а только акцентирует внимание на некоторых его особенностях и коммуникативных возможностях{61}
.Однако из приведенного сравнения становится ясно, что мы имеем дело с двумя различными
Соотнесение теории информации с музыкальной речью
Если мы захотим связать теорию информации с музыкой, то примеры найдем на поверхности; форма классической сонаты представляет собой определенную систему, внутри которой легко предсказать последовательность тем и наложение их друг на друга; тональная система устанавливает и другие правила вероятности, отчего мое предвкушение как слушателя сводится к ожиданию музыкального развития на основе тоники. Ясно, что внутри таких систем художник совершает постоянные нарушения вероятностной схемы и без конца изменяет основную структуру, которая представлена последовательностью всех звуков гаммы. Додекафоническая система в своей основе является иной вероятностной системой. Когда в современной серийной композиции музыкант определяет ряд звуков, которые надо по-разному связать между собой, он нарушает привычный порядок тональной вероятности и вводит определенную неупорядоченность, весьма высокую по отношению к исходному порядку. Тем не менее, музыкант вводит и новые модели организации материала, противостоящие старым, – они обусловливают гораздо более широкий спектр получаемых сообщений и, следовательно, дают обширную информацию, хотя в то же время позволяют формироваться новым видам музыкальной речи, а стало быть, и новым значениям. Здесь мы тоже имеем поэтику, которая предполагает наличие информации и делает из нее метод конструирования. Это не определяет эстетического результата: тысячи неуклюжих, лишенных четких связей звуковых сочетаний скажут мне меньше (дадут мне меньше информации, в меньшей степени обогатят меня), чем «Маленькая ночная серенада». Однако мы подчеркиваем, что новая музыка двигается в заданном конструктивном направлении, отыскивая такие структуры музыкальной речи, в которых возможность разнообразных развязок является главной целью.
Приведем отрывок из письма Веберна Хильдегарде Джоун{62}
. «Я обнаружил, – пишет Веберн, –