Открытые берега

В шестнадцать лет, как положено всем гражданам, Белкина получила паспорт, а через год директор выдал ей удостоверение об окончании школы швей по третьему разряду. Когда он спросил: «Куда желаете поехать?», впервые назвав Белкину на «вы», ей так захотелось показать самостоятельность и свою не полную бездомность, что она, не ожидая от себя этого, сказала: «Желаю в Калужскую область». И только потом, в поддержку себе, вспомнила теткино слово: «временно». Подружки обрадовались за нее: тетка — все-таки родной человек, а Туринск вовсе никакой не город, одно понятие.

С теткой Белкина не переписывалась, смутно помнила, какая она из себя, по телеграмму о своем приезде решила отбить. Долго обдумывали всей 7-ой комнатой, что написать, наконец обозначили адрес районного городка, составили текст: «Управление милиции старшему начальнику. Срочно оповестите Мамыкину Анастасию Ивановну, к ней едет родная племянница девушка Белкина». Немного поспорили — оставить или нет слово «девушка», — большинством голосов постановили: «Оставить». Пусть тетка не пугается и не думает ничего плохого: ее родственница — самостоятельный, честный, подготовленный к жизни человек.

Деньги у Белкиной были (скопила целых сто рублей, пока проходила шестимесячную практику в местном бытовом комбинате), она купила тетке подарки: полушалок — большие красные розы по желтому полю и отрез креп-марокена на платье. Уложилась, продала девчонкам по дешевке кое-какие вещички, а то и просто подарила на память, купила билет, распили бутылку «Белого столового» и… сначала на пароходе до города Тюмени, затем поездом до Москвы. На Казанском вокзале пожилой милиционер помог ей сесть в такси и отправил на Киевский вокзал; на Киевском другой, молодой милиционер, разъяснил ей, как добраться до нужного города в Калужской области, подвел к кассе пригородного сообщения.

Через два часа Белкина вышла на небольшой станции, держа в руках чемодан и постель, скатанную и стянутую брезентовыми ремнями. Решила немножко выждать, пока разойдется народ: легче будет обратиться к милиционеру. Присела на скамейку, разглядывая здание вокзала — должно быть, старинное, историческое; необыкновенно высокую телевышку, синие купола церквушки вдалеке, — совсем уж как из времени царя Гороха. Приуныла от такой новой, неожиданной обстановки, и вздрогнула, когда кто-то сверху гаркнул:

— Разрешите обратиться?

Перед нею стоял милиционер средних лет, но еще вполне симпатичный, и даже немного пахнущий одеколоном. Она вскочила, на всякий случай прихватив вещи, — эта привычка у нее навсегда выработалась за длинную одинокую дорогу, — хотела разъяснить милиционеру, что она не какая-нибудь, а приехала к родной тетке, только вот не знает точного адреса.

— Вы ли будете девушка Белкина? — опередил ее милиционер.

— Белкина, правильно!

— То-то гляжу…

Она вспомнила о телеграмме, ничуть не удивилась — так и должно быть в нашей стране, спросила:

— Значит, получили?..

— Как же, полный порядок! И тетушка вас ждут, третий день к электричкам приходили. Давайте-ка вещички. — Милиционер отобрал чемодан и постель, зашагал к вокзалу, приговаривая: — Порядок, как же!

Обогнули вокзал, вышли на площадь, пересекли ее и остановились возле сквера с какими-то очень зелеными, прямо роскошными по густоте деревьями. Под ними стояла круглая пивная, в открытой двери толпились мужики с пол-литровыми банками в руках, спорили, матерились. А вверху, в зелени чистенькой молодой листвы, суетились и орали черные птицы, похожие на ворон, и проглядывали большие гнезда из прутьев и соломы.

«Может, грачи? — подумала Белкина. — Как это в книжке: «Вдоль по пашне скачь да скачь, а зовется птица — грач».

Ей захотелось пить. Но воду нигде не продавали. Она провела языком по сухим губам, глянула в дверь пивной: «Вот бы полбаночки…» — и застыдилась: что скажет о ней товарищ милиционер? Пьяница, скажет, приехала к нам из Сибири.

На площади развернулся автобус, побежал к скверу и приткнулся у самого заборчика.

— Девушка, — нежно тронул Белкину за плечо милиционер. Он поднял чемодан и скатку, втиснулся в переднюю дверь, кивнул шоферу, уложил вещи к ногам кондукторши. — Прошу садиться, — сказал он Белкиной. — Вот вам адресок. Тут все записано — улица, дом, фамилия. Сойдете у церкви, третья остановка. Всего хорошего, бывайте, девушка, — и милиционер красиво, аж загорелись щеки у Белкиной, козырнул ей, шоферу, кондукторше и всему автобусу.

Одна, вторая остановка. Дома деревянные, старые, как бы увязшие в топкую землю по самые окна. Зато дорога гладкая, асфальтовая. Будто не дорога для домов, а дома для дороги: показать, какая она значительная. Но зелени много — сады, сады… Кое-где виднелось белое цветение, и пахло душновато, медово, как никогда не пахнет в Сибири.

— Вам здесь, — сказала кондукторша, когда автобус остановился напротив большущей церкви, украшенной синими куполами. Помогла вытащить чемодан, очень любопытствуя, оглядела Белкину, показала в какую сторону ей двигаться.