Открытые берега

Они еще поговорили немного вообще о книгах и последних кинофильмах, о городских событиях и замолчали. В доме было очень тихо, недвижно, сонно-солнечно было в голом саду за окнами, и лишь далеко, где-то на улице, звучали тонкие голоса женщин, не то весело споривших, не то скандаливших. Белкина подумала, что им обоим надо обязательно разговориться (зачем же тогда свидание?), однако не знала, как начать, — разговаривали они всегда на работе, больше о разных производственных делах, — и ей сейчас казалось, что сидит в доме не тот общительный Меньшиков, а только похожий на него молодой человек.

Но это Белкиной лишь казалось, — просто она думала, что свидание не очень трудное дело для нее, — а так Меньшиков нравился ей своей обстоятельностью: он учился в вечерней школе, был членом редколлегии степной газеты, играл в самодеятельности на мандолине. И собой выглядел ничего — хоть и не красавец, однако одевался всегда по моде и умел носить одежду. Вдруг Белкина припомнила, что он родной брат швеи Меньшиковой из ее бригады, которая крадет лавсановые обрезки. Решила немедленно поговорить об этом.

— Владимир, вот какое дело к тебе. Возьми контроль над сестрой, чтобы не было неприятности. Я не буду ничего говорить. Скажи ей, что Белкиной все известно, пусть прекратит… Договорились?

Меньшиков встал, сразу повеселев, придавил о край плиты папиросу, глянул издали в зеркало, поправил галстук и даже чуть подмигнул Белкиной: наверное, ему тоже было неловко за долгое скучное молчание.

— Конечно, какой вопрос! Мы после это обсудим. А теперь разрешите, Мила, взять над вами контроль: я обещался показать вам исторические места родного города. Прошу одеваться и следовать под моим личным конвоем.

Белкина спешно поднялась, будто услышала еще не позабытую команду «Всем построиться во дворе!», пошла к вешалке, но ее опередил Меньшиков, помог надеть пальто. Это ей не очень понравилось: она ведь не какая-нибудь калека или дамочка, а товарищ; однако стерпела (не делать же Меньшикову замечания на каждом шагу, сам поймет со временем), и они вышли на улицу.

— Мне думается, — сказал Меньшиков, протягивая перед собой руку в черной перчатке, — в далеком городе Туринске, где вам пришлось жить некоторое, довольно продолжительное время, не бывает такой приятной погоды.

— Бывает. Там ведь тоже люди живут.

— С этим я согласен. Но у нас здесь среднерусская полоса.

Он слегка взял Белкину под локоток. Она отстранилась, глянув на него строго и удивленно, как бы спрашивая: «За кого такого ты меня принимаешь?» И решила про себя, что надо держаться независимо, на расстоянии, и выяснить, по-товарищески ли к ней относится Меньшиков.

— Владимир, — Белкина чуть приостановилась, опять резковато глянула ему в лицо и отвела взгляд на синие купола церкви. — У нас в детдоме был один случай: влюбилась девушка по фамилии Репкина в воспитателя Семенова, несмотря на то что он женатый человек и имеет троих детей. Проводила с ним время, беседовала, ездили на автобусе в лес, а потом выяснилось, что он обманул ее: оказался плохим товарищем. — Белкина помолчала, вздохнула, давая Меньшикову вникнуть в ее слова. — Собрание состоялось, обсуждали любовь Репкиной и Семенова. Репкина страдала очень, бегала топиться в Тобол. Многие считали виноватым Семенова, его сняли с работы, семья, можно сказать, развалилась. А я думаю: виновата Репкина. Я так и сказала, когда выступала на собрании: надо быть самостоятельным человеком, не допускать к себе несерьезное отношение. Это только слабый человек может развалить семью, а потом бегать топиться, не думая о других, ответственных за его жизнь… Ты согласен, Владимир?

— В принципе я должен согласиться. Но любовь, она любовь, Мила. Она побеждает…

— Слабеньких, думаю.

— В «Поднятой целине», я полагаю, вы уясните этот вопрос.

— Мало ли что напишут.

— Давайте отложим трудный разговор. Можно в дальнейшем пригласить лектора на тему: «О любви и браке». А теперь давайте гулять. Вас интересуют архитектурные памятники? Например, эта церковь?

— Нет. В нее ходит моя тетка.

— Согласен. Но как памятник старины…

— Памятники на могилах бывают.

— Тогда пойдемте смотреть места бывших сражений.

Они свернули вправо, на выложенную булыжником, заброшенную улочку. Булыжник был старый, гладко затертый, как галька на берегу реки, — будто и здесь, по этой узенькой улочке, когда-то неслась речная вода.

— Представьте, — постучал каблуком о камни Меньшиков, — здесь наступал Наполеон.

Улочка свернула влево, сузилась, побежала вниз, — и за деревянными почернелыми избами показались стены из красного кирпича, высокая арка каменных ворот, а дальше, в ее пустоте, ржавый купол столбообразной церкви. По сторонам у стен росли деревья, над ними летали и кричали черные галки. Все было очень старинным, грустным, погибающим.

Подошли к воротам, остановились. Белкина отвела лицо, стала смотреть на луга под горой, дальний, в сизом тумане лес, а Меньшиков сказал: