Открытые письма «архитектору перестройки» А.Н. Яковлеву

Разумеется, не принял меня и «свой» Демичев. Это при том, что не только сам я к нему пытался попасть долгое время, но и Я.Фойтик просил его об этом: он, разумеется, хотел увеличить поток положительной информации в Москву от самих москвичей, чтобы создавалось впечатление, что к нам не столь уж и плохо в Чехословакии относятся...

Не принял меня дома никто, кроме С.И. Колесникова, заведующего сектором Чехословакии в отделе соцстран. Чехам и словакам тем самым дали понять: не им выбирать тех, кто к ним будет ездить из СССР... Мне остается вспомнить сегодня, что Я.Фойтик и в следующем, 1972 году, когда я был на лечении в Карловых Варах по линии СП CCCР, нашел нужным и на этот раз посетить меня. Книги мои, изданные в Чехословакии, получили положительную прессу. О них, впрочем, писали и в ФРГ, и в Италии, и в США.

Так вот разошлись наши с тобой позиции относительно Чехословакии. Поступил ты как типичнейший раб своего инстинкта самосохранения, то есть именно как макиавеллист. В твоей позиции не было ни благородства, ни осознания ущербности как представителя того социального типа, который особенно не колеблется, обрекая на несчастье других людей, лишь бы сохранить для себя в своей стране номенклатурный паек. Не на твоих ли глазах кончали самоубийством не один и не два, а многие, в сущности, вполне обыкновенные совестливые наши танкисты и самоходчики в 1968 году, когда подгоняемое тобой их начальство требовало от них ехать через толпы людей?

Может, именно эти-то мученики и поторопили процесс складывания того сознания у наших воинов, которое в 1991 году — в другом августе — сделало невозможным насилие нашей армии над своим собственным народом?

К сожалению, сам по себе этот факт отказа от подавления воли пусть и другого народа — порой ценой собственной жизни — до сих пор глубоко не осмыслен по той причине, что в средствах массовой информации распространилась, в сущности, гнуснейшая волна дискредитации самого понятия подвига... И вообще, незакономерная гибель трех, пусть и действительно замечательных, ребят 19 августа 1991 года для многих затмила собой самоотверженную гибель трех десятков миллионов жизней в Великой Отечественной...

А ежедневная гибель сотен и тысяч людей в межнациональных войнах, вызванных, в сущности, целенаправленным развалом СССР...

Если ныне российские войска в xoдe межнациональных войн являются, несомненно, стабилизирующим фактором, то ведь и это достигается тем, что российский воин постепенно наработал себе чрезвычайно нелегкий авторитет защитника равноправия наций, а никак не завоевателя и поработителя их. Это ли не подвиг?

Но ведь и в 1968 году были именно поступки также и в среде нашей отечественной интеллигенции. В том числе журналистов, писателей и других профессионалов в сфере духа. У тех, стало быть, для кого преступный приказ — это не оправдание какого бы то ни было бесчестного выбора.

Этот вопрос — архипринципиальный. Кого, собственно, может оправдать то, что он выполнял именно приказ, а приказ оказался преступным? Солдата — да. И то ведь лишь если этот приказ не очевидно преступный. А если очевидно преступный? Значит, тогда даже и солдат — соучастник преступления! Нюрнбергский процесс над фашистскими преступниками, в сущности, дал образец именно общечеловеческой справедливости: процесс этот отверг всякий оправдательный аспект того довода, что Кейтель или Йодль выполняли приказ. Мол, тоже солдаты.

Да. Они выполняли приказ. Но они же и отдавали свои приказы! Они ведь избрали для себя добровольное существование в этой именно системе приказов — в отличие от всякого солдата, который мобилизован под страхом потерять все, если станет сопротивляться приказу. У солдата нет выбора...

Еще более строга в подобных вопросах подлинно общечеловеческая нравственность: попробуй, прошу тебя, указать хотя бы на одно святое имя в русской истории, которое сделалось таковым, пренебрегая высшими человеческими доблестями! Если уж что и было в этом смысле, так только факт, что далеко не все заслуживающие уважения народа оказывались вовремя ему известными. И вот эти-то действительно достойные люди — среди них большинство и просто мученики, ибо они же и праведники, — все они, мученики и праведники, обязательно видели свои личные несовершенства. И — каялись. В сущности, по случаю порой даже и того, чего и иметь не могли.

Один из главных смыслов христианства — покаяние. Ибо сама история — грех.

По поводу лично твоей деятельности на высших постах я еще буду говорить. Потом. Сейчас пока о высказывании твоем о покаянии (16 августа 1991 года).

Оно, высказывание, отнесено тобою ко всей твоей жизни. На вопрос «Литературной газеты»: «Делали ли вы в своей жизни ошибки, в которых хотелось бы покаяться?» — ты ответил: «Таких, чтобы надо было покаяться, — нет».