Открытые письма «архитектору перестройки» А.Н. Яковлеву

И вот в этой-то обстановке Ленин решительно продолжал настаивать поистине на антикрестьянской национализации земли в России! На том, чтобы именно государство сделать собственником всей — выкупленной и частной — российской земли. Под иронические реплики зала, в котором сидели наиболее социально активные российские селяне, Ленин бросил, в сущности, провоцирующую фразу: «Крестьянин не смеет думать, что земля его».

Это сказано было для тех, кто уже выкупил свой надел! Словно глухарь на току, Ленин не ощущал опасности для провозглашаемой им аграрной программы — ни в том, что в зале сидят в основном защитники общины (их оказалось свыше 40% от числа присутствующих), ни в том, что почти вся остальная часть депутатов стояла на позициях столыпинских реформ, то есть за частную собственность на землю. Настолько мало он понимал ситуацию. Ленин пренебрег следующим: предложив передать всю землю государству, чтобы она могла быть сдаваема в аренду и крестьянам, а за аренду, ясно, надо платить, он, в сущности, предложил экспроприировать у крестьян России землю, наконец перешедшую к ним в собственность...

Получилось, наиболее радикальная партия предложила не просто реакционную, а контрреволюционную аграрную программу. В крестьянской стране... Это ли не насмешка «ироничной старухи»? Впрочем, то ли еще будет...

Напомню: действительно революционная и немедленно осуществимая агропрограмма тогда защищалась эсерами. Они-то и предлагали социализацию (конфискацию и раздел изъятой у крупных земельных собственников земли между крестьянами поровну, на едока).

Ведь и кадетская-то программа была для тогдашних крестьян тоже более приемлема: по крайней мере, она не включала в себя экспроприацию земли, выкупленной бывшими крестьянами в ходе реформы 1861 года.

Всероссийский съезд крестьянских депутатов (конец мая — начало июня 1917 года), естественно, подавляющим большинством голосов поддержал аграрную программу эсеров. Он пренебрег старанием большевиков.

Но и тут действовала с беспощадностью все та же ирония истории. Ленин потерпел поражение, так как интересы большинства российских крестьян выражала не программа большевистской национализации, а близкая крестьянам эсеровская программа социализации («Черного передела»). Но и эсеры, ошибочно перестав видеть в своей агрополитике именно спасение России, в значительной их части неожиданно перешли на... кадетские позиции (сохранение крупного частного землевладения). Чудеса, да и только! Программа «Черного передела» — голубая мечта российских общинников — оказалась неприкаянной. Все же группа эсеровских журналистов опубликовала ее в августе 1917 года — в виде Крестьянского Наказа...

И мы тут вновь возвращаемся к сюжету о власти, которая действительно «валялась на дороге». И все тут было чревато и трагедией, и фарсом.

Когда-то в одной из своих статей (приютил меня в ту пору преследований московскими властями, в 80-е годы, журнал «Урал») я тоже написал, что Ленин — в высшей степени трагическая фигура, зато, мол, ни в коем случае не фарсовая... Наивняк был. Ленин оказался, конечно, «шире» схемы. Вышло и у него так, что и трагедия может перерасти в фарс. У вездесущего Канта я неожиданно встретил слова: «Если трагедия затягивается, она превращается в фарс...» Верно. Затянувшаяся трагедия, оказывается, кончается фарсом же. Не разрядившаяся в самом начале именно трагедийно, большевистская аграрная программа была на том этапе просто жизнью отброшена, причем — безболезненно (из-за ее очевидной неприемлемости). Далее тем не менее увидим, что она превратилась в бомбу с часовым механизмом.

В самом деле, в российской деревне существовал изуродованный крепостничеством патриархальный, но коллективистский строй. Он пришел к нам из языческой первобытности. Другого образа жизни более 80% населения страны не знало. Нельзя сказать, что и Ленин об этом совсем не знал, у него, как у дворянина, было даже и небольшое имение в деревне. Но самого его — до провала его умозрительной (настаиваю, реакционной для России) агропрограммы на Всероссийском съезде крестьянских депутатов — реальное положение тогдашних российских крестьян, похоже, не волновало. Как и многие русские интеллигенты — демократы западнического склада мысли, Ленин был в этом смысле самым обыкновенным доктринером. Он был доктринер в стратегии. Но — истинно великий тактик. Этому ты, кстати, и учишься у него до сих пор.