Открытые письма «архитектору перестройки» А.Н. Яковлеву

Повторяю, и со мной ты безвозвратно разошелся тогда же, как только сделался Штирлицем в своем штабе. Я, разумеется, и не скрывал перед тобой, что революция, по моему мнению, хотя и потерпела поражение в течение 70 лет после Октября 1917-го, в результате внутренних, по объективному смыслу контрреволюционных переворотов, но спасена она может быть только на пути социалистического строительства. Правда, при снятии ограничений с развития других укладов жизни — в той мере, в какой в этом имеется потребность. Рыночные отношения — необходимы. Социализм может жить и будет жить только на основе рынка. Все дело в том, чтобы из частных собственников могли естественно складываться коллективы.

Не любопытная ли и еще деталь. На вечере памяти твоего друга и моего сотрудника по отделу культуры ЦК И.С. Черноуцана зимой 1991 года в Центральном доме литераторов я успел спросить тебя: «Читаешь ли то, что я публикую?» Представляю себя сейчас со стороны: весь этакий нараспашку, жду, естественно, такой же искренности... Кажется, Шолом-Алейхем таких называл «летними дураками» (в отличие от «зимних», застегнутых). Спросил я потому, что к тому времени прошел в «Советской культуре» цикл моих совершенно бескомпромиссных статей в защиту идей «перестройки» (понимаемой мной тогда, конечно, еще без кавычек). В сущности, это был краткий конспект того, о чем сейчас тут пишу подробно. Ты же — умница. Ты умеешь ладить и с «летними дураками». Ответил, одобрительно хохотнув, не убирая с лица лукавинки: «А как же? Молодец!»

«Летний»-то «летний», но что-то мне здесь у тебя почувствовалось нарочитым. И хотя я потом близким хвастался, что вот, мол, вельможный однокашник похвалил меня, в подсознании я ощутил и какое-то тревожное чувство. Оно вот теперь и перешло в сферу рационального: поскольку спор со мной для тебя тогда был бы совершенно неприемлемым, а к тому же ты в то время был еще «подпольщиком» — со своим отречением от взглядов, от которых твой собеседник отказываться не собирался. Ты поступил даже и остроумно — взял и сработал на самолюбие «летнего», похвалив его...

Но тогда же я задал и еще один вопрос тебе: «Почему ты стал вдруг отдаляться от Горбачева? Что, собственно, случилось?» Ты тогда какое-то время выглядел не у дел: оказался вне Политбюро и даже вне ЦК. И впечатление у меня сложилось, что это была даже и твоя собственная инициатива. Ведь тогда ты как раз появился в руководстве демдвижения. Хотя это, наверное, было и не совсем так.

Что же ты мне ответил? Помнишь? «До каких же пор мне быть тенью другого» — так ты мне ответил.

Сразу-то я, как обычно, не все и тут уловил. Теперь же, когда ясно, что если в какой-то момент ты и с Горбачевым, пусть и на время, разошелся в «принципах», то, естественно, зачем же тебе бы нужен был я?! Ведь ты распрощался с «социалистическим выбором»...

Все пытаюсь вплотную подойти к тому, чтобы показать, как ты выпутываешься из ловушек, которые ставит тебе ирония судьбы. Но, пожалуй, наиболее наглядны те ловушки, в которые попадаюсь я сам. Вот и здесь сейчас не только выясняется обреченность (пусть и временная) той исторической тенденции, которую я отстаиваю, но и наступила очередная ступень моей индивидуальной, личностной трагедии. Ведь каждый из нас троих — Лигачев, ты и я — и есть персонификация трех основных действующих сил в нашей революции на нынешнем этапе. Она проходит ныне через всю жизнь российского общества: главные противоборствующие стороны — Лигачев и Яковлев. И всюду — свои лигачевы и яковлевы... Другой уж вопрос — в каком они численном соотношении находятся. Это отдельный разговор. Ясно, однако: Куницын — и ныне, и ранее — антипод и Лигачева, и Яковлева... В сущности, это третья — ныне почти символическая противоборствующая сторона.

Раз уж откровенно, то откровенно! Речь ведь не о том, что я не занимаю такую же высокую ступень в выражаемой мною политической и идеологической тенденции, ступень, столь же высокую, какую история выделила для Лигачева и Яковлева — в отсчетах защищаемых ими тенденций. Время еще не раз все переставит по своим местам. Речь, однако, о том, что я выражаю именно ту тенденцию в нашей многострадальной революции, которая уже дважды потерпела крупнейшее поражение.

Первый раз она, победив в Октябре 1917 года, потерпела сокрушительное поражение от Сталина, совершившего нераспознанный и ныне контрреволюционный переворот и создавшего в СССР тоталитарное общество государственного капитализма. Тенденция эта, мною выражаемая, древняя, извечная, тенденция действительного, гуманистического социализма. Деформированная, к несчастью, и большевизмом, она была не просто уничтожена, но на долгое время и скомпрометирована.

Второй раз эта представляемая ныне мною тенденция потерпела многосоставное поражение в период 1953–1991 годов — в процессе десталинизации советского общества.