Открытый счет

— Вам ничего не будет, — повторила Лиза. Она думала сейчас о том, почему немцы так долго молчат, не стреляют. Передача продолжалась уже двадцать минут.

— Теперь коммюнике Ялтинской конференции, — сказала она Венделю. — Немецкие звуковики на батареях, наверно, уже засекли нас — начинайте.

— Геноссен, геноссен! — вновь гулко разнёсся голос Венделя. — Нашей дорогой родине нужны не ваши трупы, товарищи, а ваши рабочие руки. Только поражение спасёт грядущую Германию. А теперь слушайте решения Ялтинской конференции.

— Давайте, давайте, Вендель, — прошептала Лиза, — пока всё идёт хорошо.

…Обстрел начался внезапно. Это был артналёт, строенный, учетверённый залп батарей, похожий на мгновенный обвал в горах, потрясающий вокруг всю землю. Лизе казалось, что снаряды рвутся одновременно и впереди, и с боков, и сзади машины. На опушке резко запахло гарью.

— Колотыркин, заводи! — крикнула Лиза шофёру. — Поехали!

Машина рванулась задним ходом, но не сразу вылезла из воронки. В кабине заплакали девочки. Фрау Эйлер крестилась.

— Скорее, Колотыркин!

Открылась дверь, и в кабину вскочил бледный младший лейтенант Свиридов. Лизе показалось, что он несколько раз икнул, потому что вновь ударили немецкие орудия, и было ясно слышно, как осколки со свистом разрезают воздух. На опушке лес сразу поредел, снаряды валили сосны.

Машину подбросило так, что все свалились со скамеек. Колотыркин вывел машину из укрытия и погнал МГУ по просеке в ближний тыл. Лиза боялась за рессоры. На ухабах они стонали пронзительно и жалобно. И казалось, кабину вот-вот сорвёт при сильном ударе, она пролетит в сторону и шлёпнется среди деревьев.

Для тех, кто попадает под артналёт, секунды растягиваются в минуты, а минуты тянутся… вечность! Но эти маленькие вечности как вспышки молнии, как грохот обвала… Лизе казалось, что прошёл час, когда через десять минут они уже выехали из-под обстрела.

— Проскочили! — крикнул ей из кабины Колотыркин.

Лиза перевела дыхание. Теперь ей казалось, что, пока они мчались под огнём, она вообще не дышала.

— Ну всё! — сказала она громко по-русски, потом по-немецки: — Фрау Эйлер, успокойтесь и успокойте детей. Опасность миновала.

Потом Лиза добавила:

— За участие в передаче от имени советского командования вам спасибо, фрау Эйлер.

Но фрау Эйлер не ответила ей. Может быть, после пережитого она не могла ещё прийти в себя или боялась, что, заговорив, снова вызовет огонь заодерских батарей.

Лиза оставила её в покое. Она вытащила из полевой сумки тетрадь, пометила в ней час и продолжительность передачи. По возвращении в штарм она напишет очередное политдонесение, где будет сказано, что к звуковещанию на переднем крае обороны на Одере привлекались сегодня работающий в седьмом отделении антифашист Вендель и местное население.

И уже не в первый раз, как примечательный факт, Лиза отметит, что на стороне противника во время передачи последних известий, выступления антифашиста и жены немецкого солдата стояла тишина. Немцы открыли ожесточённый огонь нескольких батарей, как только диктор начал передавать решения Ялтинской конференции…

3

Бронированный чёрный лимузин с неотступным «хвостом» сзади — машиной охраны — продвигался по разрушенным бомбёжкой улицам восточной части Берлина — Карлхорст, затем по Франкфуртераллее, прямой как стрела, добрался до кольцевой берлинской автострады, опоясывающей город.

Гроссадмирал Дениц дотронулся рукой в перчатке до плеча шофёра.

— Налево по автостраде, а потом на северо-восток. Мы едем к Шведту.

Дениц сложил руки на коленях. Он любил сидеть в машине, распрямив плечи и торс, высоко и прямо держа голову, так, что и через боковое окошко машины был виден только его строгий, орлиный профиль. Его военно-морская фуражка с высокой тульёй и большим козырьком, низко надвинутым на лоб, держала в тени зеленоватые, как у кошки, с узким разрезом глаза, оттенённые ещё и желтизной подглазных мешочков — следа больной печени, бессонных ночей и усталости.

Дениц смотрел на дорогу, часто прикрывая веки, потому что берлинские улицы, автострада и особенно идущее на восток шоссе представляли собой картину хаоса и бедствия, однообразную и унылую, вызывающую у него отвращение.

Неисчерпаемые потоки беженцев из восточных провинций рейха заполнили собой всё вокруг. Эти потерявшие спокойствие, немецкую выдержку и организованность люди, эти женщины, и дети, и старики со своим жалким скарбом, тележками, тачками, велосипедами забили обочины дороги и близлежащие рощи, мешали продвижению танков и артиллерии и, конечно, дурно влияли на моральное состояние солдат.