Ладно, это было одной вещью из списка. Что, естественно, не означало, что нужно закрывать глаза на то, что Шерлок ощутил потребность вернуться к наркотикам, – это было отдельной проблемой, – но касательно брака Джона, говорить больше было не о чем. Включая ребенка и всё, что это влекло за собой. Он не мог ожидать, что Шерлок будет разделять его радость, даже если их многолетняя дружба говорила, что должна быть какая-то эмоциональная связь. Так что же еще там было? Шерлок был один теперь? Но этому Джон точно так же не мог помочь. Шерлок был один, потому что был Шерлоком, и, сколько ни исправляй, этого не будет достаточно, чтоб к нему потянулись люди – большинство людей. Те могут восхищаться его работой, почитать его, признавать его блеск, но общаться как с человеком… Нет. У него был длинный послужной список разочарования и боли. Способность к разделению эмоций, еще раз. Шерлок был груб и бесчувственен, но ведь не из недобрых намерений. Отсутствие скромности… да, это имело место. И чтоб даже просто терпеть Шерлока, нужно было быть особенным человеком, не говоря уж о том, чтоб любить его. И ни Джон, ни Шерлок не властны были дать консультирующему детективу то, в чем тот нуждался сейчас, когда Джона не было рядом. Таким образом, это были уже две вещи, с которыми ничего нельзя было поделать. Незавидная тенденция.
Джон взял книгу, желая отвлечься от своих удручающих размышлений, вновь разжег камин, уселся и стал ждать, когда Шерлок вернется со своей затянувшейся прогулки. Они могли бы поговорить о погоде, подумал он. Распланировать поездку на море в нанятой лодке. Или рыбную ловлю. Скучные вещи, которые им обоим были вовсе неинтересны, но всё лучше, чем молчать о миллионе вещей, что действительно трогали их обоих. Он почти заснул к тому времени, когда Шерлок, наконец, возвратился, вытирая ноги в дверях и повесив свое пальто.
Джон взглянул на часы, поморщившись оттого, как много времени среди дня он потратил на отдых.
— Три часа. Говорил я тебе, что идти далеко.
— Три часа всё равно прошли с пользой. — Шерлок вытащил маленький белый конверт из кармана пальто, потом сел у огня. Его нос и щеки обветрились и порозовели. — Мортимер Тредженнис не покончил с собой. Он был убит.
Джон нахмурился в замешательстве в своем кресле.
— Подожди, но это же означает, что он…
— Нет, я совершенно уверен, что сестру убил Мортимер, и свел братьев с ума тоже он, — перебил его Шерлок, зная, что за вопрос тот пытался задать, еще прежде, что Джон его сформулирует.
— Таким образом, у нас теперь двое убийц, и оба имевшие доступ к одному и тому же странному орудию убийства? — Джон положил свою книгу на стол рядом со стулом, не уверенный, следует ли удивляться, что во время прогулки мысли Шерлока сосредоточены были на деле, а не на их проблемах. — Думаешь, это более вероятно? Ты вчера видел Мортимера. Он выглядел, как тот, кто скорбит, не как тот, кто рад был убить. Для меня куда больше смысла в том, что он не смог жить с угрызениями совести, и убил себя так же, как свою сестру.
— В этом было бы больше смысла, только если ты не влез в дом Леона Стерндейла, чтоб найти кабинет с сувенирами – там бутылки из европейских и африканских портов – и след пыли указывает, что одной не хватает, и что эту бутылку взяли недавно. — Шерлок поднял конверт, к вящему негодованию Джона. — Взлом и проникновение – занятие для одиноких. И «Ленд-Роверу» не по дороге. Ты едва ли захотел бы поехать, скажи я тебе.
Поджав губы, Джон скрестил руки на груди, попытавшись унять досаду на друга.
— Значит, влез в дом Леона и нашел улику в виде недостающей бутылки. И это связанно с тем, что ты извлек из камина?