Открывая глаза

– Мисс Гудвин, мне трудно свыкнуться с мыслью, что не лошади являются нашим главным транспортом. Они безопасны, практически не привередливы, и более того, они живые, с ними можно поговорить, если, вдруг окажешься один, всякое ведь бывает в дороге, – посмотрев на журналистку, которая с не ясным для неё самой недоверием покосилась на него, Уолтер широко улыбнулся и добавил: – Ну ладно, не смотрите на меня так, я вам всё вру! Просто я боюсь ездить на поездах. Как только я читаю в газете об очередном их столкновении, или обрушении моста, по которому проходил состав, или о разбойниках, подрывающих железнодорожные пути, сердце уходит в пятки. А мне ещё хочется пожить! Посмотрите, как здесь красиво, мисс Гудвин.

Ханна не стала спорить с Уолтером, решив, что в таком возрасте, может статься, что и она будет леденеть при виде технического прогресса. Но слова мужчины о природе она одобрила, и ненадолго забыв о своих вопросах, погрузилась в чарующие просторы местной фауны. Глубокая осень проникла во все видимые места; под ногами шелестели последние отголоски лета, в густой чаще, в толчее деревьев не осталось и следа чего-то светлого, зеленого. В небольшом пруду, у которого мирно искали скудный подножный корм лошади, даже в обеденное время вода оставалась очень холодной. Но смотря на эту природу, невозможно было сказать, что осень испортила местные пейзажи. Это даже в голову не могло прийти тому, кто хоть ненадолго проникался прелестями ещё незапятнанного человеком места. И даже то, что золотая осень уже прошла, а на кустах почти не осталось растительности, ни коем образом не ослабляло загадочности и красоты этих диких мест. Легкий ветер, оживляющий голые деревья, приятный уху шелест сухих листьев под ногами, теплый воздух, выходящий, словно пламя дракона, из ноздрей лошадей. Наступая туфлями на холодную землю и, слыша под собой особый звук… звук осени, становилось так спокойно, что Ханна искренне поблагодарила Уолтера за возможность погулять по его ферме. Ненадолго она забыла всё: шум живого города, постоянное напряжение от работы, которое не покидало её даже по ночам, прошедшие выборы, поднявшие огромный ажиотаж общественности, папа, которому становилось всё хуже.

Даже с помощью городских мальчишек она с Джерри не смогла найти Митта в тот день, отчего на следующее утро на её голове появился первый седой волос. Отец вернулся только через два дня, весь изможденный, уставший, грязный, понурый… Он извинился перед Джерри за свою глупость и, сказав, что чувствует себя нормально, отправился в комнату, спать. На вопрос, где он был и что делал, Митт ответил, что размышлял, чем ему заняться дальше. Большего от него невозможно было добиться. Ханна просила Пола поговорить с ним, но тот только отмахивался, твердя, что сделает ещё хуже. Несколько дней прошли как обычно, за исключением напряженности за столом во время ужина, когда никто не знал, о чем говорить. Но потом отец снова пропал, правда, на этот раз, только на день. Такие исчезновения повторялись ещё несколько раз. Короткие невразумительные ответы на беспокойства дочери, вот всё, чем мог успокоить её Гудвин-старший. Девушка становилась раздражительной. Несколько раз повздорила с Джерри, Полу наговорила глупостей, а всё из-за того, что она не могла свыкнуться с беспокойством за состояние отца. Ко всему прочему добавилась ещё одна проблема: Ханна обнаружила пропажу перешедших ей от мамы украшений, она обыскала весь дом, но так и не найдя драгоценности, решила спросить у Митта, не брал ли он его. Едва не разругавшись с дочерью из-за подобных обвинений в свой адрес, Митт убедил девушку в своей полной непричастности к тайной пропаже. Закрыв этот разговор, Ханна ещё долго не могла смириться и забыть о потере памятных для нее вещей. Последний раз отец ушел из дома в день выборов, а вернулся спустя пять дней. Возвратившись домой, он застал только Пола, озлобленно заговорил с ним, обращаясь больше к самому себе, нежели к сыну:

– Это же немыслимо! Пол, ты знаешь, что победил Линкольн?

– Да, – Пол напрягся; он не ожидал, что отец вообще с ним заговорит, тем более, как ни в чем не бывало. Но увидев крайнее возбуждение Митта, молодой человек успокоил себя и, не желая ненароком спровоцировать новую ссору, спокойно спросил: – Ты же, вроде бы, сам об этом твердил недавно. Был уверен в его победе!

– Все изменилось. Люди его поддерживали, в городе отсутствует послевыборное напряжение. Если бы Дуглас или Брекинридж выиграли на выборах, тогда мы бы подняли людей на вооруженное восстание.

– Пап, о каком восстании ты говоришь? Каких людей? И кто такие – мы? – Пол не понимал, как реагировать на слова, казавшиеся ему бредом.

– Мы готовим людей к революции! К городской войне! Пусть только победят демократы, и тысячи людей тут же пойдут против них! Народу нужна свобода! – он размахивал руками перед лицом сына, изображая из себя поборника слабых и лишенных, чем ещё больше походил на ненормального.

– Почему победят, выборы ведь уже прошли несколько дней назад?

Но отец его не услышал.