Открывая Москву. Прогулки по самым красивым московским зданиям

Федоров высказал идею о создании на бельведере Пашкова дома скульптуры коленопреклоненного прусского императора Фридриха Вильгельма III, дочь которого Фридерика Шарлотта Вильгельмина стала супругой Николая I и известна у нас как императрица Александра Федоровна. Ее библиотека была размещена под тем самым бельведером, на котором стояли прусские гости, и являлась одной из ценнейших книжных музейных коллекций, насчитывавшей девять тысяч томов произведений немецкой классической литературы.

А чай Федоров любил попить с Львом Толстым. В один прекрасный день чаепитие не состоялось. То ли кипяток остыл, то ли сахару оказалось маловато – великий писатель, показав на книги, с присущей ему прямотой заявил: «Ах, если б все это сжечь!» Федоров схватился за голову, закричав: «Боже мой! Что вы говорите! Какой ужас!»

В Пашковом доме наряду с рукописями Пушкина, Гоголя, Достоевского хранились и рукописи толстовских романов. Однако в 1904 году ввиду ремонта дома Толстому было предложено вывезти свои рукописи, так как места в хранилище для них уже не оставалось – и без того некуда было девать древние манускрипты. Особенно сильно возмущалась Софья Андреевна Толстая, назвав директора музея Ивана Цветаева «невоспитанным и противным». Рукописи Толстого принял Исторический музей.

А древняя рукопись, которая привела Воланда в Москву, могла и не сохраниться в Румянцевском музее. Ее могли просто выкрасть. Сто лет назад много шума произвело дело о краже из Пашкова дома. Украли в том числе и редкие гравюры. Всех собак повесили на Цветаева, отставив его от должности. А он, между прочим, отдал музею без малого тридцать лет жизни.

Цветаев долго оправдывался, даже книгу написал в 1910 году: «Московский Публичный и Румянцевский Музеи. Спорные вопросы. Опыт самозащиты И. Цветаева, быв. директора сих Музеев». Суд снял с него подозрения, а в 1913 году в качестве компенсации Цветаева избрали почетным членом Румянцевского музея. В то время он уже трудился в основанном им же Музее изящных искусств на Волхонке. Но здоровье профессора было подорвано, в том же году он скончался.

В 1940 году Марина Цветаева напишет: «Мой отец поставил Музей Изящных Искусств – один на всю страну – он основатель и собиратель. В бывшем Румянцевском Музее три наши библиотеки: деда, матери и отца. Мы Москву – задарили. А она меня вышвыривает: извергает. И кто она такая, чтобы передо мной гордиться?»

Очередной период подношения даров наступил после 1917 года. Правда, владельцев не спрашивали, хотели бы они передать Румянцевке свои собрания. Хорошо хоть ноги удалось унести. В условиях, когда жгли барские усадьбы, Пашков дом оказался настоящим спасением для графских и княжеских библиотек. А в 1925 году распустили музеи. Картины и скульптуру отдали на Волхонку, в Третьяковку, Исторический музей…

Грядущее превращение Моховой улицы в Аллею Ильича заставило Пашков дом в 1936 году навсегда распрощаться со своей изящной оградой, служившей границей сада. Вместо этого у подножия дома налепили лестницу, спускающуюся к Моховой улице (архитектор В. Долганов). Серьезно пострадала и планировка здания. Но самый красивый зал – Румянцевский – остался, как и те самые шкафы красного дерева вдоль его стен, стоявшие здесь с 1862 года и хранившие библиотеку канцлера.

Очередным испытанием для Пашкова дома стало строительство нового здания Библиотеки имени Ленина, как ее нарекли большевики в 1924 году. Архитекторы Щуко и Гельфрейх задумали выстроить дом - памятник вождю. Ударная стройка должна была закончиться к 16-й годовщине революции. Гранита для облицовки было в избытке, а вот с бронзой возникла напряженка. Зато много в Москве оставалось колоколов, которые оперативно переплавили для нужд строительства.

С течением времени стала бросаться в глаза вычурность и чужеродность нового библиотечного здания, своей серостью диссонирующего с белым цветом Пашкова дома. Куда как приятнее глазу был белокаменный терем архива иностранных дел, украшавший раньше Воздвиженку. А уж о гигантском здании книгохранилища, ставшем насестом для рекламы заморских брендов, и говорить не хочется.

Многое пришлось пережить Пашкову дому - пожар 1812 года, бомбежки 1941 года, прокладку станции метро «Боровицкая» в 1986 году, в результате чего дворец треснул по швам и двадцать лет стоял в лесах. Уж и не чаяли, когда откроется.

Но сегодня это здание предстает перед нами во всей красе и служит центральным звеном важнейшей культурной цепи: Университет на Моховой - Пашков дом - Музей изящных искусств. Пройти по ней можно минут за пятнадцать, а складывалась эта последовательность домов-символов несколько столетий. И потому учреждение здесь новых музеев, персональных галерей многим кажется не вполне обоснованным.

Когда в метро объявляют, что следующая остановка - «Библиотека имени Ленина», поневоле задумываешься. Справедливым было бы назвать нынешнюю библиотеку именем Румянцева. «Беречь как глаза», - сегодня повторяем мы вслед за канцлером, относя это к самому Пашкову дому.