Открывая Москву. Прогулки по самым красивым московским зданиям

И вот наступило 26 октября 1943 года. В десять часов вечера состоялось очередное прослушивание музыки, теперь уже в зрительном зале Большого театра. Михалкова и Урекляна усадили в пустом зале. Сталин привычно занял место в боковой правительственной ложе. На сцене - Краснознаменный ансамбль песни и пляски Красной Армии под руководством А. В . Александрова. И началось хоровое исполнение государственных гимнов.

Закончился своеобразный концерт за полночь. Но и он оказался не последним. Вскоре должно было последовать продолжение, поскольку главному зрителю правительственной ложи будущий советский гимн показался каким-то куцым. Не было там ничего про Красную Армию. Сталин позвонил Михалкову и попросил дописать еще один куплет. Два дня сидели авторы за столом, и, наконец, сочинили. Но и этот вариант не стал окончательным. Поэты никак не могли сочинить то, что нужно было товарищу Сталину.

Последние слова гимна дописывались авторами уже в Кремле, в присутствии Сталина и при горячем участии его соратников. Размышляя над одной из строк, вождь обратился к ним:

- Каких захватчиков? Подлых? Как вы думаете, товарищи?

- Правильно, товарищ Сталин! Подлых! - согласился Берия.

Далее обратимся к рассказу самого Михалкова. «Наступил день окончательного утверждения Гимна. В пустом зале Большого театра сидели оба автора текста. В правительственной ложе - члены правительства и Политбюро.

В исполнении симфонического оркестра Большого театра под управлением

А. Ш. Мелик-Пашаева, военного духового оркестра под управлением генерал-майора

С. А. Чернецкого, Краснознаменного ансамбля песни и пляски Красной Армии под управлением А. В. Александрова один за другим звучат для сравнения гимны иностранных держав, исполняется старый русский гимн “Боже, царя храни!”, гимны Д. Д. Шостаковича и

A. И. Хачатуряна на слова С. Михалкова и Г. Эль-Регистана. Наконец, на музыку “Гимна партии большевиков” звучит отдельный вариант нашего текста с новым припевом. Этот вариант и утверждается правительством.

Это наш с моим другом Габо (так Урекляна называл Михалков. - А.В.) звездный час. Нас приглашают в гостиную правительственной ложи. Здесь руководители партии и правительства. Кроме тех, с кем мы уже встречались за последнее время, присутствуют

B. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, М. И. Калинин, А. И. Микоян, Н. С. Хрущев. Здесь же М. Б. Храпченко, председатель Комитета по делам искусств, дирижеры

А. Ш. Мелик-Пашаев, С. А. Чернецкий и А. В. Александров, композитор Д. Д. Шостакович.

В гостиной накрыт праздничный стол. Сталин поднял тост...

Мы с Регистаном вели себя свободно, если не сказать развязно - выпитое вино оказывало свое действие. Мы настолько забылись, где и с кем находимся, что это явно потешало Сталина и неодобрительно воспринималось всеми присутствующими, особенно, как я заметил, сидящим в конце стола М. Б. Храпченко, который так и не притронулся к еде.

Мой же неуемный друг Габо настолько освоился с ситуацией, настолько расчувствовался, что вдруг сказал мне во всеуслышание:

- Давай разыграем нашу сценку .

Сталин и все гости посмотрели на нас с интересом. Решив, что теперь нам как бы все можно, я вышел из-за стола в прихожую - для сценки требовалась офицерская фуражка. Там, в прихожей, я схватил первую попавшуюся. Генерал Власик и другие охранники хотели было меня остановить, но не успели, хотя кто-то из них успел выкрикнуть:

- Куда вы? Это фуражка Сталина!

Но я, весь в эйфории успеха, раскрепощенный с помощью изрядного количества тостов, уже, согласно нехитрому сценарию, заглядывал из-за двери прихожей в комнату, где все сидели за столом.

А изюминка нашего с Габо маленького актерского экзерсиса, который мы проделывали не раз в дружеском кругу фронтовых корреспондентов, состояла в том, что будто бы где-то в Подмосковье, на даче упала бомба и вызвали команду противовоздушной обороны. Приехал офицер, то есть я в сталинской фуражке. Трусливый офицер, который боялся шагу ступить по участку, где лежала бомба. И потому спрашивал у населения, поглядывая на опасный предмет издалека:

- Здесь упала бомба?

- Здесь, - отвечают.

- Посмотрите, есть на бомбе какой-нибудь знак!

- Да вы сами сходите и посмотрите.

- Не могу, - ответствует вояка, - все мои подчиненные уже подорвались, я один остался.

- А как же теперь быть-то? - закручинилось гражданское население в лице Габо.

- Так вон же девочка стоит! - оживлялся я в роли смышленого вояки. - Девочка, а девочка, сходи посмотри на бомбочку, какая она есть.

- Как можно! Ребенок же! Вдруг бомба взорвется! И девочка погибнет! - продолжает Габо.

Но я, чуть заикаясь, но весьма бодро отзываюсь:

- Ну и что? Война без жертв не бывает!

.. .Я и до сих пор не могу понять, как мы с Габо решились так шутить! И почему потом нам это никак не аукнулось?

Но Сталин хохотал над нашим представлением буквально до слез. В тон ему посмеивались и другие. Но до слез смеялся только он один.

Теперь-то мне думается: не над нами ли, распоясавшимися не в меру, смеялся в тот вечер этот могущественный человек? Не над нашей ли прорвавшейся дуростью?..