Открывая Москву. Прогулки по самым красивым московским зданиям

Тогда граф задумал другое сражение - за карточным столом, зная о том, что Голицын в азарте карточной игры мог не только жену, а родную мать поставить на кон. До сих пор называются разные даты той исторической игры, то ли 1799, то ли 1801 год. Происходило все в старом Английском клубе на Страстном бульваре. Сели играть в восьмом часу вечера. К двум часам ночи Голицын проиграл все. И тогда Разумовский предложил ему сделку -князь ставит на кон жену, а сам граф - все, что выиграл у него в эту ночь. Как не противился Голицын, но ему ничего не оставалось, кроме как пойти на сделку. Но и следующий кон оказался для него неудачным. Князь проиграл свою жену.

Разумовский поступил благородно - все, что он выиграл у Голицына, он оставил ему, забрав лишь супругу. С тех пор Лев Кириллович и Мария Григорьевна жили вместе, а развод с бывшим мужем был оформлен официально. Однако московский свет отказался принять ее в этом качестве, не допуская ее на балы с участием членов царской семьи. Развод трактовался как большой грех. Считалось, что своим присутствием новоявленная графиня оскорбит помазанников Божьих. Да и самой Марии Григорьевне жилось несладко, ибо ее выиграли в карты как крепостную девку.

Лишь сам император мог снять с графини своеобразное проклятие. Так и произошло. Как-то пребывавший в Москве Александр I неожиданно нагрянул на один из балов. Первой дамой, удостоенной монаршего внимания, стала Мария Григорьевна, танцевавшая с царем. После этого случая желающих упрекнуть графиню в греховности не нашлось. А случай этот послужил основой поэмы Лермонтова «Тамбовская казначейша».

Как говорится, жили они долго и счастливо. Но безоблачной жизни помешала война 1812 года. Занявшие Москву французские войска получили сожженный город. Трофей, прямо скажем, сомнительный. Сгорело до 80 % московских зданий. Дом Разумовских уцелел, но был разорен. Приехавшие из тамбовской эвакуации хозяева увидели картину страшной разрухи. Выбитые окна, паркет, пущенный на растопку (в октябре 1812 года в Москве было непривычно морозно), лужи крови по всему дому (представители самой культурной нации устроили в доме скотобойню).

Разумовский решил не только восстановить усадьбу, но и пристроить к главному дому два боковых крыла по проекту архитектора А. Менеласа. В итоге здание приобрело облик городской усадьбы, характерный для эпохи классицизма.

В первой половине XIX века осуществлялись работы по перестройке здания, очевидно, по проекту Д. И. Жилярди. В те годы усадьбой владел сводный брат Разумовской, Николай Григорьевич Вяземский.

В конце XIX века были снесены столь привычные нашему взору ворота и каменная ограда, а на их месте развернулась бойкая торговля. Восстановили разрушенное уже при Советах; правда, само здание при выпрямлении улицы Горького задвинули поглубже, на место усадебного сада. При этом крылья дома обрубили. Сад, конечно, жалко. По воспоминаниям гулявших в нем, он был замечательным: «Прекрасный сад с горками, мостиками, перекинутыми через канавки, в которых журчала вода, с беседками и даже маленьким водопадом, падающим между крупных, отполированных водой камней. Старые липы и клены осеняли неширокие аллеи, которые когда-то, наверное, посыпались желтым песком, а ныне были лишь тщательно подметены».

В настоящее время зданию возвращен близкий к первоначальному облик. Фасад усадьбы, сохранившей строго симметричную композицию со скругленным парадным двором, отличается монументальной строгостью, характерной для ампира. Выделяется восьмиколонный дорический портик на мощном арочном цоколе. Пространство стен подчеркивается крупными, пластичными, но тонко прорисованными деталями (декоративная лепнина, лаконичные наличники с масками и прочее). Вынесенные на красную линию улицы боковые флигеля решены в более камерном масштабе, двор замыкает чугунная ограда с каменными опорами и массивными пилонами ворот. Внутри дома сохранились мраморные лестницы с коваными решетками, обрамления дверей в виде порталов, мраморные колонны, плафоны, украшенные живописью и лепниной.

Таким выглядит сегодня окончательное и последнее пристанище Английского клуба. Интересно, что запрет Павла I на деятельность клуба был единственной истинно политической причиной, препятствовавшей его жизни. Второй раз клуб закрылся по, так сказать, форс-мажорным обстоятельствам - в 1812 году. А затем спокойно существовал в этом здании вплоть до 1917 года.

Потомки Павла Петровича не считали возможным приостанавливать деятельность клуба даже в самые тяжелые времена и после 1825 года, когда любое вольномыслие было для самодержцев всероссийских источником страха за устойчивость порядка в империи. Почему? А потому, что мнение клуба всегда было интересно власти. Проще было иметь своих информаторов среди членов клуба, чем выявлять либералов поодиночке.