Открывая новые страницы...

…И снова особенно остро я почувствовал, что переводчик — это для некоторых сановных лиц автомат, машина, компьютер. Никогда он не должен забывать своей роли. Ему ни на миг не положено отвлекаться или увлекаться доискиваниями истины, ибо он неотвратимо создает ложное о себе представление в глазах самоуверенных фанфаронов, дает повод дурно о нем думать.

А между тем развитие наших отношений с Китаем немыслимо без специалистов, китаеведов, людей, знающих историю и современность великого нашего соседа, духовную жизнь китайского народа. Уместно, думается мне, напомнить, что отечественная наша синология искони славилась не только у себя на родине, но далеко за ее пределами. Достойно сожаления, что в силу конъюнктурных обстоятельств подготовка кадров синологов в нашей стране отнюдь не отвечает нынешним требованиям. Избытка образованных китаистов у нас, увы, не наблюдается. И не только потому, что это связано с огромным трудом и усердием, которые необходимы, в частности, для овладения китайской письменностью — «китайской грамотой». Куда как легче и проще овладеть каким-либо европейским языком и сделать себе служебную карьеру. Причина еще в том, что необходимо государственное отношение к выращиванию китаеведов, людей, хорошо знающих прошлое и настоящее Китая, традиции и обычаи народа, владеющих иероглифической письменностью и живым разговорным языком. Здесь требуются радикальные изменения, такие структурные преобразования, которые бы соответствовали революционной перестройке всей нашей действительности.

Позволю себе привести здесь один из эпизодов, участником которого мне пришлось быть.

Во время пребывания Мао Цзэдуна в Москве в феврале 1950 года наше культурное ведомство решило поближе ознакомить китайских друзей с духовной жизнью столицы. Сочли, что нужно начать с гордости советского балета — «Красного мака» — в Большом театре. Сюжет балета, как известно, связан с жизнью Китая, по крайней мере в этом убеждены авторы и постановщики балета. Для полноты впечатления на спектакль был приглашен сам Глиэр, автор музыки «Красного мака».

По каким-то обстоятельствам — думаю, вовсе не случайным — Мао Цзэдун не смог посетить Большой театр, хотя всем этого хотелось.

Группу китайских друзей возглавил известный идеолог Чэнь Бода. Сидя в ложе для почетных гостей, китайские товарищи проявили повышенный интерес к постановке и постоянно обращались ко мне с различными вопросами, порой довольно деликатными.

— Скажите, а что это за чудище? — внезапно спросил меня Чэнь Бода, когда появился исполнитель роли сутенера в шанхайском ночном заведении.

Я объяснил, как мог, но он не унимался.

— Неужели это страшилище — китаец? И остальные тоже китайцы? Это вы так их себе представляете, такими нас изображаете? И вы, кажется, испытываете радость?

Мне пришлось сказать ему, что у каждого свое зрение, свое видение. И что иностранцам очень трудно исполнять роль китайцев. Приходится гримироваться…

— Разве дело только в гриме? Посмотрите, как он вообще выглядит, как он ведет себя. Это же чудовищно… — не успокаивался Чэнь Бода.

И чем далее развивался сюжет балета, тем больше возникало вопросов и недоумений у профессора Чэнь Бода, который примерно на середине спектакля «в сердцах» выразил желание покинуть Большой театр.

Не буду подробно описывать наших трудов, чтобы удержать китайских гостей, как говорят дипломаты, от скандального демарша.

По окончании представления нас пригласили в кабинет директора Большого театра, где, как полагается, было сервировано угощение для дорогих китайских гостей.

Дальнейшее развитие сценария лишь усугубило и без того печальное положение дел. Великолепная мебель — позолоченные столы и бархатные кресла, предусмотрительное обхождение прислуги, внимание и гостеприимство, казалось, нисколько не интересовали Чэнь Бода и его сопровождение. Воцарилось странное молчание вместо живого обмена впечатлениями о балете.

Хозяева, разумеется, ждали комплиментов и похвалы из уст благодарных китайцев, для которых специально устроен показ «Красного мака». Но они загадочно молчали. И тогда я по праву сопровождающего попросил Чэнь Бода сказать что-нибудь о его впечатлении.

— Прошу меня извинить, — начал Чэнь Бода, — но само название балета «Красный мак» нас несколько обескураживает. Дело в том, что растение маканнами китайцами воспринимается как олицетворение опиума. Быть может, вы не знаете, но опиум — злейший наш враг, потому что он веками губил наш народ… Извините, я не хотел вас обидеть…

Мы покинули Большой театр, чтобы больше уже не возвращаться туда. Наши китайские друзья не пожелали более знакомиться с шедеврами театрального искусства в Москве.

Посещение Большого театра китайскими друзьями закончилось тем, что балет «Красный мак» был временно снят с репертуара. Но после изменения названия спектакля на «Красный цветок» балет продолжался. А в остальном… без перемен.