Открыватели дорог

— Да… Догоните их, Василий, — вас ведь зовут Василий, правда? Скажите, что я прилетела из управления. Я так устала, пока бежала за вами, что идти трудно. Я пойду потише…

Он увидел, что она и в самом деле побледнела. Краска сошла с лица, глаза стали глубже и темнее. Должно быть, ей было трудно в этом тяжелом костюме, в сапогах догонять их. Странная женщина, могла бы, собственно, остаться у Иванцова, а догнать утром, на лошади, когда повезут им продукты, как он условился с молодым инженером. Но согласно кивнул и торопливо пошел вперед. День подходил к вечеру, можно готовить привал…

Скоро он увидел начальника. Колыванов выходил из зарослей можжевельника, оберегая буссоль, барометр и часы от ударов сучьев. Впереди полого опускался большой лог, для обхода которого Колыванов искал дополнительную кривую. Василий окликнул его, но Борис Петрович не услышал. Он стоял с топором в руках, в ватном костюме, поверх которого надел охотничий лузан. Был он больше похож на лесоруба, нежели на начальника строительства, и лицо его казалось более грубым, чем обычно. Он напряженно глядел в ту сторону, где Чеботарев оставил женщину. Женщина теперь казалась более спокойной, она двигалась неторопливо, смотрела на начальника с некоторой небрежностью, словно приехала для того, чтобы обревизовать его, и заранее знала, что он окажется виноватым.

— Вы зачем здесь? — тем глухим голосом, который, по наблюдениям Чеботарева, соответствовал самому сильному гневу, спросил Колыванов.

— На разведку трассы, — небрежно ответила женщина, избегая как-либо назвать его.

Чеботареву невольно подумалось, что он — хотел он этого или не хотел — виноват в том, что женщина оказалась здесь и расстраивает Колыванова. И он убыстрил шаги, стараясь скрыться от внимательного и злого взгляда начальника.

Он не слышал дальнейшего разговора между инженером Баженовой и Колывановым. В логу, на подветренной стороне, в защищенном месте, он увидел костерок и старика Лундина. Лундин сноровисто и быстро рубил запас хвороста на ночь. Над костерком закипал чайник, а на поваленном буреломом дереве, чуть тронутом прелой гнилостью, похожей на запах перебродившего теста, почти хмельном, лежали куропатки, уже начавшие белеть от обильного подпушка. Птицы были жирные, крупные, — видно, подготовились к зиме. Лундин повернул свое бородатое, с узенькими глазками и доброй усмешкой лицо к Чеботареву и сказал:

— Ну-ну, не туманься, сынок, ужин пора готовить. Очисти птицу. Я думаю, на троих хватит?

— Считай на четверых, — угрюмо сказал Чеботарев. Он никак не мог простить себе, что способствовал появлению женщины, разозлившей Бориса Петровича. Наверно, это одна из тех, кто в управлении протестовали против его работы. Значит, и здесь она будет мешать так хорошо продуманной операции. И Чеботареву почему-то все больше казалось, что именно он и виноват в том, что женщина явилась. Он еще более хмуро пояснил охотнику: — Прилетела тут пигалица из управления, инженер Баженова! — Он растянул фамилию, передразнивая, как ему казалось, даже по интонации этого инженера Баженову.

— Екатерина Андреевна? Где она? — спросил охотник, выпрямляясь.

— С Борисом Петровичем разговаривает, — неохотно ответил Чеботарев. — Но я думаю, он ее быстро направит в ту сторону, откуда она прилетела, — оживленно добавил он, вспомнив, что у Колыванова был довольно решительный тон.

— Ну, это дело не наше, — спокойно заметил Лундин, разрубая поданных Чеботаревым птиц на части, как бы подчеркивая, что он готов накормить каждого гостя.

Чеботарев вздохнул, ему теперь было жалко для гостьи даже огня, не только птицы, вкус которой он уже как будто ощущал на языке. Лундин заметил этот вздох и добродушно сказал:

— А ты не жадничай на птицу. Птица — пища легкая. У меня в сумке есть кусок сальца, хватит не на одну заправку.

Он бросил дичину в котел, поднялся с колен, аккуратно отряхивая песок и хвою, налипшие на штаны, снял шапку и с достоинством сказал:

— Мир дорогой, Екатерина Андреевна! Пожалуйте к огню, у огня и думы светлее…

Чеботарев протер глаза от едкого дыма и оглянулся, заранее враждебный к гостье. Но гостья спокойно улыбалась ему, как и охотнику. Колыванов стоял за нею, тихий и мирный, и даже Чеботареву было трудно различить, что спокойствие это отличается от того доброго покоя, который так нравился Чеботареву.

— Ну как, Семен, ужин готов? — спросил Колыванов. — Теперь придется готовить на четверых, — он словно нарочно повторил слова Чеботарева. — Екатерина Андреевна будет вести с нами нивелировку трассы. С Чеботаревым вы, кажется, знакомы, Екатерина Андреевна? Ну и отлично, — одобрил он ее утвердительный ответ.

— Что ж, в лесу чем люднее, тем от волков безопасней, — засмеялся веселым хрипловатым смешком Лундин. — Дорога только трудная. Зато в большой дороге и мысли большие! — с каким-то странным ударением сказал он. — Садитесь поближе, товарищ Баженова, тепло, говорят, костей не ломит…