Было воскресенье, и по улицам шли дубнинцы — молодые физики в очках-светофильтрах, в пестрых летних рубашках. Они катили коляски с младенцами или несли авоськи с продуктами и похожими на маленькие луны апельсинами. Их сопровождали молодые длинноногие жены с пышно взбитыми волосами, в ярких платьях, и шли они с мужьями под руку, будто все тут были молодоженами.
Везде слышался смех, дружеские восклицания, а с теннисных кортов доносились удары мячей, громкие команды тренеров, еще дальше гудел отбиваемый волейбольный мяч, а рядом за воротами сухо стучали мячики пинг-понга.
Нонна и Алексей проехали мимо афиш на стендах, возвещавших населению, что сегодня в Доме ученых состоятся танцы, а в Доме культуры идет кинофильм «Родная кровь».
Показалась небольшая белая гостиница, а дальше, у берега Волги, — новое, яркое, современное здание — геометрические легкие линии и много стекла, красный и зеленый цвета, — отель «Дубна», поворот направо, еще один дом — и резкий скрежет тормозов: «Приехали!»
На скрип тормозов из окна выглянула жена Тропинина. Увидав Нонну и Алексея, вылезавших из машины, захлопала, как девочка, в ладоши, исчезла и тут же выбежала из двери.
— Вы к нам? Вот чудесно! А мой сумасшедший убежал кататься на лыжах.
— Какие лыжи? — растерянно спросил Алексей.
— Ах, боже мой, водные, конечно! Вы разве не знаете, что он тут целое общество организовал? Чует мое сердце, сломает он себе шею на этих лыжах! Пойдемте, я провожу вас. Машину можно оставить прямо под окном. У нас не угоняют… — И все это быстро, как из пулемета, и было видно, что она совсем не боится за мужа, а наоборот, гордится им, как гордится и своим городом, и своим домом, и всем окружающим их миром.
— Одну минуту, я захвачу купальник, — сказала Нонна и принялась открывать багажник.
«Да она действительно приехала на пикник! — с досадой подумал Алексей. — А я, дурак, думал, что ее занимает наше дело…»
Теперь он понимал, что эта женщина — подруга Нонны, а Сергей Григорьевич — друг Нонны и Михаила Борисовича, и они с удовольствием будут купаться, болтать о чем угодно, только не о делах Алексея, и досадовал, что ввязался в поездку.
Женщина — Алексей вспомнил, что ее зовут Надеждой, — взглянула на его хмурое лицо, воскликнула:
— Погодите! — и исчезла в доме. Она все делала быстро, решительно, и минуты не прошло, как она опять появилась со свертком и сунула его Алексею.
— Что это? — спросил он.
— Сережкины плавки. Не волнуйтесь, новые. Вы-то за вашими ро-мезонами, наверно, и забыли, что здесь Волга! — И, посмеиваясь, схватила Нонну под руку и пошла вперед так быстро, энергично, словно и не умела гулять, только бегала.
Алексей поневоле поплелся за ними.
Оставшись позади, он все-таки приоткрыл сверток. Плавки были шерстяные, красные, с голубой каймой, и он вдруг на все махнул рукой, посмеиваясь и над собой и над поручением: «А, черт с ним, хоть выкупаюсь! Когда еще я выберусь на Волгу…»
17. А ЧТО ДЕЛАТЬ С НЕДОБРЫМИ?
Тропинин появился, как морской бог.
Сначала показался маленький белый глиссер, летевший в бурунах и водной пыли, а далеко за ним на серо-синей волне стоял по лодыжки в воде загорелый до черноты человек и летел вместе с волной так быстро, что казалось, не он передвигается по воде, а берега, и люди на эспланаде над рекой, и купающиеся внизу, в серой реке, стремительно мчатся назад, приветствуя этого необыкновенного бегуна.
Алексей увидел в руках Тропинина конец длинного троса, а в кипящей воде рассмотрел водную лыжу, одну — дополнительное лихачество, — на которой Тропинин стоял обеими ногами. Нос этого странного сооружения то высовывался из воды, то пропадал под нею, и тогда Тропинин резко выгибался, стараясь сохранить равновесие. Так он промчался мимо оживленной толпы, мимо Алексея, Нонны и своей жены, но Надежда что-то крикнула ему, а он — вот странно! — как видно, услышал сквозь рокот мотора, плеск волн ее голос, потому что резко махнул рукой мотористу и одинокому пассажиру на катере, сидевшему лицом к Тропинину. Затем Тропинин отпустил конец буксира, сделал неуловимое движение натренированным телом, и лыжа понесла его к берегу. Она еще долго летела по волнам, гонимая инерцией, но потом стала медленно погружаться, и Тропинин спрыгнул с нее, ласточкой нырнул в воду, поплыл, и теперь лыжа последовала за ним — он волок ее на прикрепленном к поясу коротком шнурке. У берега Тропинин стал на дно, вытолкнул лыжу на песок и, осыпанный брызгами, поднялся на бетонную эспланаду.
— А, гости приехали! — весело воскликнул он.
Он и в самом деле походил на полубога, стройный, с крутыми плечами, узкими бедрами. Он протянул мокрую руку Нонне, Алексею, оглянулся на реку, где резко разворачивался катер, на подбегавших к нему молодых людей в плавках и коротко сказал:
— Габор, ваша очередь!
Молодой венгр, такой же широкоплечий, как и Тропинин, но куда выше ростом, — этот на лыжах наверно уж похож на бога! — сбежал к реке, установил лыжу и ждал теперь катера, чтобы поймать брошенный с него конец и унестись в таком же стремительном водном полете.