Открыватели дорог

Кто-то выключил электричество, и в комнату вступила прозрачная и холодная чистота рассвета. И тогда стало видно, как все утомлены. Лица девушек со стершейся с губ помадой, с черными кругами от осыпавшейся с ресниц туши стали старше и словно мудрее, как будто в эту ночь они заглянули в будущее. Алексей невольно пожалел своих помощниц, — не так уж много радости принесла им эта необычная работа, открывателем-то был он, а те маленькие восторги по поводу удачных находок, которые испытали эти девушки, едва ли стоили бессонной, мучительной ночи. Вот кого он хотел бы вознаградить, перечислив их имена на титульной странице своей будущей статьи, но это, к сожалению, окажется невозможным, а вот имена Михаила Борисовича или Крохи сюда попасть могут!

«Ну, уж нет! Этого больше не будет!» — вдруг сердито поклялся себе Алексей.

Тут он взглянул на Нонну и подивился: бессонная ночь словно бы и не подействовала на нее! И только приглядевшись, заметил, что она просто успела уже аккуратно подкрасить губы, удлинить глаза черным карандашом.

И так же, как он только что жалел совсем посторонних девушек, отдавших его работе свой отдых, вдруг рассердился на Нонну. Могла бы хоть казаться такой же усталой, как другие, чтобы эти другие не пялили на нее удивленные глаза! И не пожелал заметить, как просительно смотрела на него Нонна, хотя и понял: и она, и Надежда, и та, третья, незнакомая, ждут от него слова благодарности, и Нонна, может быть, больше всех! И, сердясь на нее, промолчал. А потом пожалел, потому что профессор вдруг подошел к этим трем женщинам, даже стоявшим как-то обособленно, будто их выключили из пира в честь победы, и галантно поцеловал им руки, и наговорил столько нежных слов, будто именно благодаря им сегодня была достигнута победа. Впрочем, Алексей сделал вид, что очень занят просмотром того материала, который принес ему Габор из лаборатории Тропинина, и милые эти помощницы, кажется, простили его…

20. НИКА ВЗМАХНУЛА КРЫЛОМ

Им так и не пришлось воспользоваться гостеприимством отеля. В пятом часу утра Нонна с завидным упорством опытного шофера, привыкшего к длинным рейсам, завела мотор, и остывшая за ночь машина медленно пошла по сонным еще улицам Дубны.

Только один раз, перед самой уже Москвой, Нонна остановила машину, откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и просидела неподвижно несколько минут. Лицо у нее было замкнутое, отчужденное.

В этом рейсе Нонна молчала всю дорогу. Алексею порой казалось, что она вот-вот скажет какие-то особенные слова, — было на лице ее иногда такое решительное выражение, — но тут ее внимание отвлекал какой-нибудь отчаянный грузовик, летящий по центральной полосе шоссе, и она нажимала клапан сирены. И сирена начинала реветь то угрожающе, то тревожно, как будто Нонна передавала при помощи этого механического голоса свое настроение.

В семь часов утра она довольно холодно попрощалась с ним у его дома. Теперь он жалел, что они так упрямо промолчали всю дорогу. Ему казалось, что он смог бы высказать ей свои обиды, заговори она, но самому плакаться ему не хотелось.

Так ничего и не поняв в смене ее настроений, он поднялся к себе, сердито швырнул на стол опостылевшие снимки, прошел в ванную и встал под душ. Он только что начал бриться после душа, как зазвонил телефон. Михаил Борисович ласково отругал его за то, что он не приехал вместе с Нонной, чтобы позавтракать у них.

— Вы считаете, что мне безразличны ваши поиски? — обиженно спросил он. — Я нарочно вернулся еще вечером в город…

— Было слишком рано! — отговорился Алексей.

— Но ведь Нонна все равно разбудила меня!

— Я не знал, что вы в городе.

— Телефоны придуманы именно для того, чтобы разговаривать на расстоянии и не тратить лишнее время на ожидание новостей!

Алексей не додумался до того, чтобы спросить: почему же сам уважаемый Михаил Борисович не позвонил в Дубну? Разыскать в Дубне человека значительно проще, чем в Москве. Опять это проклятое «лестничное» остроумие! Самые лучшие слова придумываются, когда вас выставили на лестницу… Но тут Михаил Борисович смилостивился, сказал добрым голосом:

— Нонна рассказывает, что вы там чуть ли не подвиг совершили, чтобы покорить дубнинцев. Ну, от кого, от кого, а от Тропинина я такой спортивной прыти не ожидал.

— Тропинин тоже помог нам, — вяло сказал Алексей.

Он уже забыл о своей обиде. Ему хотелось спать, и было досадно, что опять придется сидеть с пустой головой в своей клетушке в институте. Но тут Михаил Борисович сказал еще более добрым голосом:

— Волоките вашу добычу ко мне, а потом я отпущу вас хоть на три дня! Вы заслужили отдых!

Алексей принялся одеваться.