Откуда есть пошла земля нарофоминская

Последний нарский князь был женат на простой местной девушке, работавшей медсестрой в сельской больнице. Об этой выдающейся женщине с девичьей фамилией Розанова в "Основе" рассказала 13 января 2001 года журналист Людмила Дубинина.

Но настало время для Сергея Щербатова навсегда покинуть это местечко. И вот как это произошло.

«Утром, в 8 часов, я через березовую рощу, пахнувшую утренней свежестью, где заливались птицы веселым пением, отправлялся в мастерскую. После завтрака работа шла до 5 часов. После чая я уезжал с женой в лес. Как хорошо было там, в любимом вековом хвойном лесу, оберегаемом, как сокровище от топора, на крутом берегу, после трудового дня!

Подобно Иисусу Навину, крикнувшему солнцу: "Остановись!", я готов был крикнуть, чтобы это время, чтобы чудесное, тогда мною переживаемое время остановилось. Сознание, что я один, что никто мне не мешает и не может помешать, не оторвет от работы, протекающей среди природы, а не в городской атмосфере, где-нибудь на вышке душной мастерской, что вместо назойливых людей я вижу лес и поля, что можно отойти от всего тяжелого, вдали от меня совершающегося, – какое это было счастье, своего рода нирвана.

Но вот вошли и помешали жуткие и неожиданные гости!

Как-то раз, работая среди дня, я услышал гул голосов, гул протяжный и странный. Выглянув в окно мастерской, выходившее, во избежание рефлексов, на широкое пространство, я увидал вдали черную толпу, проходившую между венецианскими статуями у въездной аллеи, надвигающуюся сплошной массой от дальних ворот и огибающую, как змея, широкую поляну по окружающей ее дороге. Толпа направлялась прямо к главному дому, находившемуся поодаль от мастерской.

Это были рабочие большой соседней фабрики и наши крестьяне, конечно, не "революционеры", но революционерами ведомые (какие же революционеры были все наши Кондратии, Степаны, Фомы и Иваны!) и на "пьющих их кровушку" натравливаемые.

Было их несколько сот. Я быстро скинул рабочий фартук, оделся и поспешил к дому. В старой липовой аллее перед ним толпа гудела. Мой подмастерье-иконописец выкрикнул: "Господи Иисусе, спаси и сохрани!" и начал креститься.

У порога дома стояла бледная, как полотно, моя жена, хотя не терявшая присутствия духа, но с замиранием сердца ожидавшая, что произойдет при моем появлении. Толпа громко горланила, и ей вторил пронзительный крик испуганных чудесных попугаев ара, которые вереницей пестрели со своим сказочным оперением, красным, бирюзовым, изумрудным и оранжевым, на кольцах, висевших между старыми липами перед домом. Эти слившиеся вместе в трагический унисон навсегда остались в памяти.