Откуда есть пошла земля нарофоминская

Толпа меня обступила. Нельзя было понять, чего она от меня требовала. Скомандовав: "Тихо!" громким голосом, я приказал, наконец, чтобы "парламентеры" ясно высказали мне, в чем дело. Оказалось, меня обвиняли в том, что я присвоил себе собственность Красного Креста и укрыл все мной присвоенное в погребах. Я потребовал, искусственно смеясь, чтобы меня как "вора" обыскали, чтобы толпа не трогалась и чтобы были посланы люди осмотреть все помещения в усадьбе. Я сразу понял, что это, конечно, предлог для расправы с нами и с усадьбой, и что через несколько минут революционная толпа, попав в глупое положение по возвращении посланных для обыска людей, под другим предлогом начнет наступать на нас, и я не долго ждал, чтобы убедиться в том, что я не ошибаюсь. "Оратор", вскочив на садовую скамью, обратился к толпе уже с определенно революционной зажигательной речью, со всеми известными митинговыми доводами, избитыми фразами о зверском отношении помещиков к крестьянам, о режиме, о "Николае" (царе), о свободе, о земле, "как воздух", принадлежащей всем, и прочее. Тон его был театрально повышенный и крайне озлобленный.

Французская пословица говорит, что от трагического до комического один шаг. И смех, спасительный данный человеку смех, спас положение.

Вглядываясь в весьма странную одежду кричащего во всю глотку оратора, я увидел, что на его черном пиджаке пришиты золотые пуговицы (для большей важности и для отличия от остальных), а на них двуглавый императорский орел – пуговицы, очевидно, были перешиты с университетского мундира.

"Вот кричит всякую ругань на царя, а сам в пуговицах с орлом и короной щеголяет – видно, для важности мундира перешил! – крикнул я. – Смотрите, аль не разглядели? Ну и революционер!".

На эти громкие мои слова послышалось: "И то правда, ну отрывай! Иж генерал какой!». Вместо революционного гвалта по толпе прокатился раскатистый громкий хохот. Оратор, сконфуженный, соскочил со скамьи и стушевался в смеющейся толпе. "Ну, а теперь прощайте! – крикнул я и с женой удалился в дом. Толпа умолкла, кое-кто еще посмеивался, и стала расходиться, видимо, сконфуженная, что попалась на столь нелепую провокацию, не найдя краденного мною добра в подвалах и погребах.