Элли была в шоке. На ее лице отражалось: «Как?! Подожди, ты отказываешься посоветовать что-то еще?» Но я не отказывалась. Просто Элли еще не была готова. Девушке нужно было еще кое-что испытать.
Неделю спустя Элли вновь пришла.
– Это съедает меня заживо. Мы виделись с ним дважды с тех пор, и он мне так нравится. Что делать?!? Я хочу быть его девушкой, его единственной. Это просто пытка!
Элли была пассивным коммуникатором. Она любой ценой избегала неприятных разговоров. Она предпочитала лучше сохранить что-то в себе, чем выпустить это наружу. Большинство пассивных коммуникаторов редко выражают себя и стараются не делиться тем, что они
– Я просто не могу. Это того не стоит. Мне нужно смириться с тем, что все пока неясно.
Элли, как и многие пассивные коммуникаторы, убедила себя, что делиться своими чувствами просто не стоит. Она отдавала приоритет его решениям, полагаясь на то, чего он,
– Элли, если вы что-нибудь скажете, то каких последствий боитесь? – спросила я.
– Я не знаю. Может, его это расстроит или он разом все прекратит. Может быть, он подумает, что я просто разрушаю нечто хорошее, заставляя сказать что-то определенное.
Рана безопасности Элли обнажилась во всей красе. Большинство людей с раной безопасности становятся пассивными коммуникаторами. Прошлый опыт научил их тому, что делиться чем-то, высказываться или просить о чем-то – небезопасно. Они привыкли вставать в защитную позу, когда их высказывания наталкиваются на враждебность, доминирование, оскорбления, критику, презрение. Избегать –
– Когда говорить о чем-либо было для вас небезопасно? – спросила я.
– С моей мамой? – спросила она.
– Думаю, что да, Элли. Чему вы научились у своей мамы в плане общения?
– Что это небезопасно, – ответила она. – Что меня не услышат, что это обернется чем-то худшим, что мне следовало просто промолчать.
– Верно, – сказала я. – Из своего опыта вы научились, что общаться с мамой небезопасно. И это правда. Мы снова убедились в этом всего несколько месяцев назад, во время ваших каникул. С вашей мамой невозможно открыто делиться и надеяться, что это будет воспринято адекватно. Но и избегать общения со всеми подряд – это тоже не выход. Вы должны научиться различать, с кем вы можете делиться, а с кем – нет, а затем набраться смелости и сказать то, что вы действительно хотите сказать.
Теперь Элли была готова. Она все еще не была в восторге от этой идеи, но она начинала понимать, что переход к четкому и решительному общению был нужным шагом в правильном направлении. Элли нужно было признать свою рану безопасности. Понять, насколько она ограничивала способность к общению. Признать, что пассивность не только мешала другим слышать, видеть и понимать ее, но мешала и самой полностью свидетельствовать и признавать саму себя. Эта работа была частью восстановления голоса, которого ее лишили давным-давно в небезопасной семейной обста- новке.
– Ладно, просто подыграйте мне, хорошо? – сказала я. – Предположим, у вас идеальные обстоятельства, то есть вам нечего бояться, и этот разговор пойдет именно так, как вы хотите. О чем бы вы тогда хотели сказать? Скажите это так, будто говорите это сейчас ему.
– Я бы тогда сказала: ты мне действительно нравишься, и мне уже неинтересно встречаться с кем-то другим. И мне хотелось бы знать, чувствуешь ли ты то же самое.
Элли посмотрела на меня, чтобы понять, хорошо ли это прозвучало.
– Отлично! – сказала я. – Вы поделились своими чувствами и задали ему вопрос о его чувствах. Дальше все будет зависеть от того, как он отреагирует. Но это отличное начало.
– А если обстоятельства не идеальны? – спросила она.
– Зато обстоятельства всегда идеальны, чтобы научиться уважать свой голос, Элли.
Элли стала заложницей игры