Откуда взялся этот Клемент?

Рассказ Клемента звучит столь правдоподобно, что я волей-неволей задумываюсь.

— Но ведь кто-то еще мог догадаться?

— Послушай, мы тут обсуждаем коуловское золотишко. Если бы его кто и нашел, он ни за что не сохранил бы это в секрете. Потому что загнать этот слиток можно только скупщику краденого, а не родился еще такой скупщик, который способен держать язык за зубами. По району обязательно поползли бы слухи, и через пару дней об этом трепались бы на каждом углу. Уж поверь, это была бы настоящая сенсация.

— Допустим. Получается, нам только и нужно, что пойти в эту церковь и как-то пробраться на колокольню?

— Э-э, есть небольшая загвоздка. Я понятия не имею, в какой церкви он был звонарем.

— А у старика спросить вы не сообразили?

— Штука в том, что я смекнул насчет колокольни уже после пивной. Я планировал вернуться туда на следующий день и как следует расспросить старикана.

— И почему же не расспросили?

— По той простой причине, что на следующий день я был мертв, — совершенно прозаично отвечает Клемент. — Той ночью меня в переулке и шандарахнули.

Ну вот, все правдоподобие коту под хвост.

— Все-таки мне хотелось бы, чтоб вы прекратили говорить это.

— Что «это»?

— Что вы мертвый. Неужели вы не понимаете, как нелепо это звучит?

— И это говорит женщина, которая пишет невообразимую ахинею.

— Что?!

— Да вот когда я ночью смотрел телик, нашел твой блокнотик — валялся возле дивана. Как же там было написано на обложке?.. «Замыслы и сюжеты для романов» — так вроде?

— Вы не имели права читать мои записи! — взрываюсь я.

— Ах, какие мы обидчивые. По правде говоря, пупсик, твой бред в блокноте звучит куда нелепее любого моего рассказа.

Меня заливает краска смущения и гнева. Но поскольку доля смущения существенно больше, я смиренно проглатываю гнев и возвращаюсь к начальной теме разговора.

— Может, все-таки вернемся к плану?

Как ни досадно признать, но спор этот я вчистую проиграла. Клемент, судя по улыбочке, упивается победой.

— Как скажешь, пупсик.

— Вот только в Лондоне церквей, наверное, сотни. С какой же тогда начнем?

— Доедем на подземке до Камдена, найдем первую церковь, да так по одной все и переберем.

— А может, воспользуемся интернетом?

— Ты упоминаешь его уже во второй раз, а я все так же не понимаю, что это за хреновина такая.

Молча копаюсь в сумочке и достаю смартфон. Быстрый поиск по картам демонстрирует масштаб стоящей перед нами задачи. Я показываю экран Клементу.

— В Камдене с десяток церквей.

Клемент, похоже, больше впечатлен самим телефоном, нежели моим открытием.

— У тебя на этой штуке и карта есть?

— Да.

— А еще фотоаппарат и телефон?

— Да.

— А что еще?

— Да много чего. По смартфону можно смотреть фильмы, слушать музыку, читать книги.

Клемент откидывается на спинку сиденья.

— Дурдом какой-то, пупсик. У него даже проводов нет.

Да это же повторение разговора с мамой, что у меня был с ней несколько месяцев назад! Она пыталась вспомнить название группы, исполнявшей песню «Шоссе Вентура». Я открыла «Спотифай» на смартфоне, нашла трек и включила — на все про все мне потребовалось меньше полминуты. Мамочке все это показалось каким-то колдовством.

— Знаете что, Клемент, если мы найдем слиток, я куплю вам смартфон.

— А если не найдем, никакая волшебная хреновина нам обоим уже не поможет.

— Совершенно верно. Значит, будем проверять церкви по одной?

— Придется, если только эта твоя штука не скажет, у какой церкви есть колокольня, а у какой нет.

— Вообще-то это ей тоже по силам.

Клемент качает головой, словно бы предполагал лишь в шутку. Я открываю под картой список с уменьшенными фотографиями каждого сооружения.

— Ага, вычеркиваем почти половину, поскольку это нетрадиционные церкви.

— Подумаешь, каких-то пять-шесть колоколен, — ворчит Клемент.

— Лично меня беспокоит вовсе не количество, а как мы попадем на каждую из них.

— Выбора у нас нет, пупсик. Будем плести какую-нибудь фигню.

— То есть врать священникам?

— Ага, и положимся на волю Божью.

Крайне сомнительно, что Господь благоволит подобным методам, но раз уж уточнить у него я не могу, остается положиться на Клемента. Это заключение порождает смутную тревогу: весьма и весьма вероятно, что обман духовных чинов окажется не самым худшим нашим проступком на сегодня.

«Простите, отче. Кажется, я собираюсь согрешить».

Поезд с лязгом останавливается под обширной крышей вокзала Ватерлоо.

Клемент уже на ногах, стоит в нетерпении перед дверьми вагона, и я присоединяюсь к нему. Наконец, двери с шипением раздвигаются, и он шагает на платформу, принюхивается и оборачивается ко мне:

— Чуешь, пупсик?

По мне, так воздух грязноват, но без какого-то выраженного запаха.

— А что я должна почуять?

— Запах Лондона! — торжественно возвещает он. — Величайшего города во всем мире!