Откуда взялся этот Клемент?

— Быть может, в свое время вам не помешало бы заглядывать в церковь почаще. Уж точно не пришлось бы терпеть мои капризы, веди вы более праведную жизнь.

— Эй-эй, пупсик! Да ты никак поверила в мою историю!

Уж и не знаю, чему теперь вообще можно верить, но, по крайней мере, клементовскую ложь легко отделить от правды. Самая худшая ложь та, что незаметно подкрадывается и обрушивается, как обухом по голове. Потом держишься за голову да сетуешь, как же ее проглядел.

Клемент отбрасывает окурок.

— Ладно, тогда двинули дальше.

Я достаю смартфон и определяю кратчайший маршрут до церкви Святого Иуды. Шесть минут пути и, пожалуй, еще около десяти на выяснение, был ли наш моцион пустой тратой времени или же чем-то стоящим.

Пока мы идем по северной окраине Камдена в сторону Кентиш-Тауна, Клемент без устали поглаживает усы.

— О чем призадумались? — не выдерживаю я.

— Да ни о чем особенном, пупсик.

— Может, чем помогу?

— Да ерунда, не беспокойся.

— Бросьте, Клемент. Две головы и вправду лучше.

— Господи, пупсик, ты и мертвого достанешь!

— Что ж, простите за проявленную заботу.

Мы проходим мимо спортивной площадки, где в самом разгаре матч по мини-футболу. Игроки, все не в лучшей физической форме, кричат друг другу: «пас», «на меня», «назад», — но большинство не в состоянии ничего сделать.

По-прежнему погруженный в раздумья, Клемент в конце концов сдается:

— Хорошо, раз уж тебе так хочется знать, я думал о твоих словах этой бабе в рясе.

— О каких именно?

— О твоем отце.

— Ох.

— Так что с ним произошло?

— Он погиб. Больше и сказать нечего, правда.

Еще двадцать шагов, и Клемент вновь принимается теребить усы.

— Возможно, поэтому ты и стала такой.

— Вот как? И какой же я стала?

— Хм… Деспотичной, ершистой, циничной.

— Не останавливайтесь, Клемент, — фыркаю я. — Продолжайте, ведь вы меня так хорошо знаете!

— Бьюсь об заклад, тебя вообще мало кто знает, пупсик.

Дорожка заканчивается, и мы оказываемся на утопающей в зелени улочке.

— Сейчас налево, — бурчу я.

Мы сворачиваем на жилую улицу, застроенную кирпичными таунхаусами. В большинстве городов такие считались бы непритязательными, но в этом районе, подозреваю, их стоимость близка к размеру крупного выигрыша в лотерею.

Клемент по части невербальных сигналов, похоже, слабоват и потому вдохновленно продолжает свой сеанс психоанализа.

— Так как думаешь? Подкосила тебя малость смерть отца?

— Кто знает, — устало вздыхаю я. — А почему вам это так интересно?

— Мне интересно, что движет людьми. В работе помогает.

— Значит, дело только в этом? В работе?

— Разумеется.

— А как же я тогда?

— Так ведь ты, пупсик, самая трудная часть работы.

Над крышами впереди показывается шпиль церкви Святого Иуды, а я пытаюсь определить, насколько Клемент серьезен. В любом случае меня несколько беспокоит, что я вообще придаю значение его словам.

С какой стати мне переживать, что Клемент обо мне думает? Как ни досадно признать, но переживать, пожалуй, все-таки стоит.

Из-за небольшого изгиба улицы справа показываются очертания церкви.

— Вот и он, пупсик. Наш последний шанс.

Церковь похожа на все три предыдущие сразу. Это викторианское здание из красного кирпича, однако размеров более внушительных, нежели Объединенная реформатская церковь Троицы или Святого Михаила. Благодаря расположению в тихом жилом районе, церковь Святого Иуды, в отличие от своих городских сестер, не обезображена слоем копоти. И более претенциозная, чем церковь Всех Святых, хотя и не столь приятная.

— Точно. План такой же?

Клемент кивает и толкает кованую калитку, которая ведет на широкую асфальтированную площадку, видимо, для сбора прихожан до и после службы. Как и сама церковь, дворик простой и функциональный — не самый живописный фон для свадебных фотографий.

Мы направляемся к притвору слева от фасада. Внутрь ведут две массивные двери под каменной аркой. Даже на фоне яркого голубого неба вход в церковь Святого Иуды выглядит скорее зловещим, чем гостеприимным.

Тишина стоит такая, как будто внутри ни души. По наивности мне даже в голову не пришло, что церковь может оказаться закрытой. Впрочем, это уже неважно, сейчас все выяснится.

Клемент надавливает на кованую ручку правой створки дверей, но та не поддается. С левой та же история.

Крайне раздосадованный, Клемент хватается за обе ручки сразу и начинает энергично дергать их вверх-вниз. При всей его силе, двери упрямо отказываются отворяться.

— Бляха-муха!

— И что теперь?

Он оборачивается и окидывает взглядом улицу. Последний в ряду дом, фасадом выходящий на примыкающую дорогу, расположен прямо напротив нас. Тем не менее из-за густо разросшихся деревьев церковь из него вряд ли хорошо просматривается, да и оконца с той стороны маленькие. Другие дома, откуда может быть видна церковь, располагаются по меньшей мере метрах в сорока.

— Поищем другой вход.

— Вы шутите? — немедленно взвиваюсь я. — Уж не предлагаете ли вы вломиться в церковь?

— Это дом Божий, пупсик, и я уверен, что Он не против.

— Бог меня не беспокоит. Меня беспокоит полиция.