Очевидно было, что Этуотеру, подобно многим глубоко религиозным людям, в эпоху, предшествующую «сухому закону», была свойственна доля эпикурейства[47]. Хорошая пища действует на такие натуры умиротворяюще, а тем более когда превосходная трапеза задумана и приготовлена, чтобы угостить других. Поэтому манеры хозяина в этот вечер оказались приятным образом смягчены. Громадных размеров кот сидел у него на плече, мурлыча и время от времени ловко подхватывая лапкой брошенный ему кусочек. Этуотера и самого можно было уподобить коту, когда он сидел во главе стола, оделяя гостей то знаками внимания, то ядовитыми намеками, пуская в ход без разбора то бархатные лапки, то когти. И Хьюиш и капитан постепенно попали под обаяние его небрежно-гостеприимного обращения. Для третьего гостя события обеда долгое время протекали незамеченными. Геррик принимал все, что ему подавали, ел и пил, не разбирая вкуса, и слушал, не вникая в смысл. Разум его существовал сам по себе и был занят созерцанием ужасного положения, в котором обладатель его очутился. Что известно Этуотеру, что замышляет капитан, с какой стороны ожидать предательского нападения – вот были главные темы размышлений Геррика. Порой ему хотелось выскочить из-за стола и бежать в темноту. Но даже это было для него исключено: любой поступок, любое слово, какое бы то ни было движение могли лишь ускорить жестокую трагедию. И он сидел замерев и ел бескровными губами. Двое из его сотрапезников внимательно наблюдали за ним: Этуотер искоса бросал зоркие взгляды, не прерывая беседы, капитан – мрачно и озабоченно.
– Ну, я вам доложу, это всем хересам херес, – объявил Хьюиш. – Сколько он вам стоит, если не секрет?
– Сто двенадцать шиллингов в Лондоне да перевозка в Вальпараисо и дальше, – отвечал Этуотер. – Он действительно производит впечатление недурного питья.
– Сто двенадцать! – пробормотал клерк, смакуя вино и цифру с откровенным восторгом. – Мать честная!
– Очень рад, что вам нравится, – продолжал Этуотер. – Наливайте еще, мистер Хювиш, держите бутылку около себя.
– Моего приятеля зовут Хьюиш, а не Хювиш, сэр, – сказал, покраснев, капитан.
– О, конечно, прошу простить меня, Хьюиш, а не Хювиш, разумеется. Я собирался сказать, что у меня есть еще восемь дюжин, – добавил он, бросая пронзительный взгляд на капитана.
– Восемь дюжин чего? – спросил Дэвис.
– Хереса, – последовал ответ. – Восемь дюжин превосходного хереса. Пожалуй, уже один херес стоит того, чтобы… для человека, любящего выпить…
Двусмысленные слова попали в цель. Хьюиш с капитаном застыли на месте и с испугом уставились на говорящего.
– Стоит чего? – спросил Дэвис.
– Стоит ста двенадцати шиллингов, естественно, – ответил Этуотер.
Капитан запыхтел, поискал было связь между всеми намеками Этуотера, затем неуклюже переменил тему разговора.
– Сдается мне, сэр, что на этом острове мы почти что первые белые, – сказал он.
Этуотер с готовностью и с полной серьезностью подхватил новую тему:
– Если не считать меня и доктора Саймондса, можно сказать – единственные. Но кто может знать наверное? За эти долгие века, возможно, кто-нибудь и жил здесь; порой даже кажется, что так оно и есть. Кокосовые пальмы опоясывают весь остров, и не похоже, чтобы они выросли так естественным путем. Кроме того, когда мы здесь высадились впервые, мы обнаружили на берегу пирамиду неизвестного назначения, сложенную из камней явно человеческими руками: вероятно, ее воздвигли какие-нибудь тупоумные людишки, чьи кости давно истлели, в надежде умилостивить какого-нибудь мамба-джумбо, чье имя давно забыто. Об острове сообщалось дважды – обратитесь к справочнику, – а за время моего владения дважды у наших берегов выбрасывало корабли, оба раза покинутые командой. Остальное – догадки.
– Доктор Саймондс – ваш компаньон, так я полагаю? – спросил Дэвис.
– Старина Саймондс! Как он пожалел бы, если бы знал, что вы здесь без него!
– Он, видать, на «Тринити Холл»? – осведомился Хьюиш.
– Ах, мистер Хювиш, если бы вы могли сказать мне, где сейчас «Тринити Холл», вы оказали бы мне большую услугу!
– На ней, верно, туземная команда? – задал вопрос Дэвис.
– Надо думать, раз секрет оставался секретом в течение десяти лет.
– Слушайте-ка, – сказал Хьюиш. – Тут у вас сплошной шик, спору нет, но это, я вам доложу, не по мне. Слишком уж тут тихая заводь, слишком пусто. Мне подавай городские колокола!
– Не думайте, что так было всегда, – возразил Этуотер. – Когда-то здесь кипела деятельность, хотя теперь – увы! – сами слышите, какая тишина. Меня она вдохновляет. Кстати говоря, о колоколах: будьте любезны, посидите тихо, я проделаю маленький эксперимент.
По правую руку от него на столе стоял серебряный колокольчик, которым вызывают слуг; сделав знак замолчать, он с силой тряхнул колокольчик и жадно прислушался. Раздался чистый и сильный звон; он разнесся далеко во мраке над пустынным островом, постепенно затихая вдали, пока от него осталось в ушной раковине только колебание воздуха, которое уже нельзя было назвать звуком.