Отложенное убийство

— Ничуть не бандитское, обычное слово. Все так говорят…

— Все? — вознегодовал Семен Валерьянович с яростью, поразившей его самого. — А ты что, хочешь быть всегда как все? Эти молодые люди, которые нас в подвале держат, тоже, наверное, сказали бы: «А мы ничего плохого не делаем, мы — как все. Все грабят — и мы грабим, все заложников захватывают — и мы захватываем…» Это страшно — быть как все!

— Чего ты кричишь? — возмутился в ответ Гарик. — Чего ты на меня взъелся из-за одного слова?

— Смотря какого слова!

— Какого бы ни было, что ты на меня кричишь? Кричишь-то ты на меня чего?

— Потому что я обязан тебя воспитывать! А ты обязан меня слушаться! Потому что я старше и умнее! Да-да, если бы ты меня послушался, мы бы здесь не сидели…

Произошла ссора — закономерная ссора, выражение тоски и загнанности двух запертых в клетку родных, любящих друг друга людей. Ни с кем мы не ссоримся так всепоглощающе, как с теми, кого любим. В таком случае каждому непременно хочется, чтобы другой принял его точку зрения — как же иначе, если это родной для тебя человек, все равно что ты сам! Но другой добивается того же, и, при несовпадении точек зрения, можно ни до чего не доспорить — как это обычно и бывает. Узники уже сами понимали, что спорят из-за ерунды, но именно эта ерунда и досаждала. Гарик покраснел, разгорячился. Губы Семена Валерьяновича приобрели сизый фиолетовый оттенок, непослушными деревянными пальцами он попытался расстегнуть рубашку, не смог, дернул посильнее, и верхняя пуговка, пришитая руками Ларисы Васильевны, отскочив, ускакала в дальний угол.

— Дед, — встревоженно понизил голос Гарик. — Дедушка, дедушка, что с тобой?

Теперь он суетился вокруг старика. Испугавшись за его больное сердце, словил похолодевшую руку, попытался дилетантски нащупать пульс, ничего с непривычки не нащупал и испугался еще сильнее.

— Дедушка, тебе плохо? Очень плохо, да? Сердце болит? Я сейчас их позову! Крикну, что нужна помощь. Пусть принесут лекарства, ты только скажи, что нужно. Дедушка-а!

— Перестань, перестань, Гарик! — Тяжело дыша, Семен Валерьянович медленно приходил в себя. Сердце громко стучало о ребра, но не болело. — Со мной все в порядке, ничего не болит. Вот видишь, сегодня я повел себя хуже маленького. И почему я правда на тебя взъелся?

— Это все они, дедушка. Помнишь, ты сказал в самом начале? Это они во всем виноваты, мы не должны обвинять друг друга.

— Ты прав, Гарик. И я был прав, когда это сказал. Давай не будем ссориться.

Семен Валерьянович тяжело опустился на пол, на обломок фанеры, который служил для них стулом, и подумал, что, если еще немного посидит на земляном полу, не миновать ему воспаления седалищного нерва. Подумал мимоходом, как если бы речь шла о ком-то другом. Воспаление седалищного нерва, сердечный приступ — все эти неприятности, значимые в будничной жизни, сейчас производили впечатление полной чепухи.

— Давай. Хочешь, я отыщу твою пуговицу? По-моему, она под шкаф закатилась.

— Не ищи, не надо. Зачем мне пуговица? Как я ее пришью? У нас нет ни иголки, ни нитки.

Гарик примостился возле деда, вынудив его слегка ужаться на куске фанеры. Растерянные тем, что опять сорвались, поссорились, они сидели, прижавшись друг к другу, молчаливо и медленно мирясь.

19 февраля, 11.28. Сотрудники агентства «Глория»

Следующее общее собрание глориевцев проводилось по горячим следам. Обсуждали увиденное на вечере в ресторане «Морская свинка», обменивались предположениями и гипотезами, честно докладывали, кто какую информацию и от кого успел разузнать.

— Больше всех отличился… — точно телеведущий, завопил Денис.

Послушно купившись на его паузу, все раскрыли рты.

— Макс! — завершил директор агентства «Глория». Все присутствовавшие были ошеломлены, а особенно сам герой торжества. Впрочем, ликования от Макса не дождались.

— С чего это? — вознегодовал он. — Когда это?

— Ну как же! Ты сумел в считанные минуты обаять Зою Барсукову и ее супруга. Не скромничай, я сам наблюдал: Зоя с тебя глаз не сводила, Геннадий Барсуков дважды пожимал руку. Они пригласили тебя в гости?

— Допустим, пригласили. Заходите, сказали, в любое удобное для вас время, только предупредите по телефону… Вот, телефон дали. А что?

— Ничего. Ты гений разведки, Макс.

— Ничего подобного! Геннадий Барсуков — филателист, мы с ним познакомились на выставке редких марок в Историческом музее. Потом он у меня консультировался. Так что интересы исключительно профессиональные, ничего личного.

— Будет личное, дорогой ты наш компьютерный гений! Как директор «Глории» и — подчеркиваю, не забывайся, чудище, — твой начальник, даю тебе ответственное задание. Ты должен войти в эту семью и разузнать все, что можно, о Зое и ее брате. Связи с Сапиным. Любовницы или жены Сергея Логинова. Где может скрываться воровской общак…

— Постой, постой! — запротестовал Макс. — Это не моя специальность.

— Ты же у нас гений информации!

— Но я же информацию получаю по компьютеру, а не вживую. Шпионского ремесла никогда не пробовал.