Отмена рабства. Анти-Ахматова-2

Он: Я уже вспоминаю наши пять (было всего две, но это даже для такой раскаленной фантазии несерьезно) встреч в странном полумертвом городе… в проклятый дом — в твою тюрьму в новогодние дни (все верно, конкретное лицо однажды посетило ее именно в предновогодние дни), когда ты из своих бедных, нищих рук вернешь главное, что есть у человека — чувство родины — пишет обо всем на свете, воспоминания о единственной встрече поворачиваются перед ней и так и этак, и она же не может бесконечно молчать многозначительно перед читателем, вот придумывает ведь она, Ахматова, не может без высокого, без великого: интимнейшая, судьбоносная сцена, и пожалуйста — про чувство родины), а я за это погублю тебя.

Она: И я ждала или буду ждать тебя ровно десять лет (это знаменитые ахматовские предсказания. Пишет в 1962-м о том, что в 1956-м, когда он приезжал — исполнялось 10 лет после того, как они встретились. Для нее — юбилей, невстреча, гость из будущего. На самом деле — все прошло — то, чего не было). И ты не вернешься. Ты хуже чем не вернешься (а только что было — все равно вернешься?). Но вместо тебя придет ОНА:

Легконогая, легкокрылая,
Словно бабочка весела,
И не страшная, и не милая…

(Да, такие стихи вернут чувство родины — и чувство детства, как в пятом классе писали такие стишки.)

Он: Это ты про Музу?

Она: Да.

Он: Она заменит Тебе (прописная буква в оригинале) меня?

Она: Да, так же, как она заменила мне всех и все.

Он: А я забуду тебя?

Она: Забудешь, но раз в году я буду приходить к Тебе во сне — Ариадна — Дидона — Жанна, но Ты будешь знать, что это я. (А. Ахматова. Т. 3. Стр. 333–334).

Мечтала, как говорят теперь, не по-детски.

Ночь длинна. В ход идут уже и стоны.

Голос: Я никогда не зову тебя, я всегда с тобой и даже больше… Я знаю — я отравляю тебя, а ты меня. Я становлюсь тобою, ты мной, мы оба гибнем друг в друге. А жажда все растет. Только твой стон может меня спасти. Не губи меня. Скорее, скорее. (Vien! vien!)

Она: Что ты называешь моим стоном? Неужели <…>

X.: Нет, только не это.

Голос: И я понял, что мне нужно только одно — твой стон, что без него я больше не могу…

* * *

Анна Андреевна, наверное, тоже больше не может…

…На чем мы остановились? Ах да — мне нужно только одно — твой стон, без него я больше не могу… Продолжаем:

…и пусть я знаю, что я один виновник всего, всего. Мне довольно тебя с другими! и твоих стихов — другим, всего, всего твоего.

X.: Но ты во мне, и я в тебе…

Голос: Неправда. Слушай. <…>

X. (Встает, потягивает руки): Что я дам тебе, чтобы ты узнал меня: розу, яблоко, кольцо?

Голос: Нет.

<…>

Он: Ты спишь?

Она: Да.

Он: Не просыпайся.

Она: Это ты?

Он: Да, и может быть, в последний раз.

Она: Ты знаешь, что у нас нет последнего раза.

Он: Но нет и первого.

Она (стонет)

Он: Не надо — не могу слышать твой стон. Он напоминает мне тебя в тюрьме, на плахе и на костре.

Она: Ты знаешь, что он перестал быть стоном, а стал… <стихами> (и прозой).

Он: Потому я от них теряю рассудок, в них все.

Она: И еще то, что будет. (Стонет, стонет, стонет!)

3 августа 1964. Будка.

А. Ахматова. Т. 3. Стр. 349–353

Это произведение — эту прозу — можно перепечатывать без комментариев всю — и без купюр. Это — физиология, тяжелые, тяжело пережитые одинокие ночи.

* * *