Отмена рабства. Анти-Ахматова-2

За поэзией Пастернака числила многие грехи, наверное, неисчислимые, если доходило и до «самого страшного» (всего-навсего — что поэт мало, как на ее суд, вспоминал).

Судить это можно по-разному, но, помимо всего прочего, обращение к воспоминаниям — это просто закон нейрофизиологии. В этом нет никакой заслуги утонченного ума и углубленного сознания. В этом — лишь печальный знак того, что период золотой зрелости, когда человек сам управляет собой и может хоть вспоминать прошлое, хоть мечтать о будущем, — закончился. Теперь им управляют неумолимые законы…

* * *

В солиднейшей книге цитируется большой кусок гениального текста Ахматовой. Из такого трудно что-то выбрать. Приведем целиком и здесь.

И ЭТО БЫЛО ТАК. Беседа длилась много ночных часов. И можно ли это назвать беседой. Произносились ли слова или в них не было надобности? Шло ли дело о смерти или о поэзии, тоже не совсем ясно. Несомненно одно: в этом участвовало все мое существо с [такой] той полнотой, о кот<орой> я сама до этой ночи не имела понятия.

Я была так поглощена происходящим со мной чудом, что не пустила бы НИКОГО [в мою] на порог комнаты, даже самого собеседника, кот<орый>, кстати сказать, очень учтиво уехал в начале вечера. Чувствую, что, записывая, теряю очень много, но у меня нет выбора. Вероятно, такие вещи не повторяются, но они еще (по редкости своей) не изучены, и едва ли я могу рассчитывать на ответ.

Скажу только, что на сон это было ничуть не похоже, на стихи тоже.

Скорее, скорее, походило на утренний луч азийского солнца, еще не сжигающего, но блаженного в своей равномерности, горячего и, мне почему-то хочется сказать это слово — ВСЕОБЪЕМЛЮЩЕГО. А за окном жаловалась на что-то классическая финская метель, спали дятлы, стоял весь готовый к весне и совершенно не замечающий ничего вокруг, налитый юной и свежей силой [стройный] тополь.

Март, 1963.

Кажется, под конец прояснилось.

P.S. Ах да. Стоит ли спрашивать «собеседника» про эту ночь. Если прочесть ему мою заметку, он очень складно и мило изложит очередные «чудеса в решете», если спросить просто, он скажет, что не может вспомнить, потому что с этой ночи прошло уже больше месяца или что-нибудь в этом роде.

Записываю на всякий случай: нечто подобное предсказано во втором стихотворении из цикла «Cinque». <…>

14 марта 1963. Комарово.

Там же присутствовал «заповедный кедр», [пришедший посмотреть] подошедший взглянуть — что происходит из гулких и страшных недр моей поэмы, «где больше нет меня»…

Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 592

Здесь можно бы у каждого слова ставить насмешливый комментарий, но лучше от этого воздержаться, потому что это просто физиология. Если же все-таки исследователи безжалостно решаются рассматривать это как текст, не принимая во внимание ее возраст и психофизиологический статус, отсутствие полового партнера и разжигающий образ жизни, обходя все эти неумолимые налитые молодой силой тополя и кедры, — то пусть так.

Публикатор называет ЭТО так: Прозаический набросок о чуде возвращающегося и проницаемого прошлого, многими чертами воспроизводящий стилистику модернистской прозы начала века.