Отметить день белым камешком

- Бросьте вы жонглировать свастикой. Я не был в СС, но мы стреляли наших заложников в Великих Луках и в Барановичах, потому что закон войны диктовал нам это. Сотня тысяч заложников стоит победы.

Он так и сказал - "сотня тысяч заложников", этот борец за "свободу", который убивал в России и в Белоруссии, в Корее и во Вьетнаме, собирается убивать в Лаосе, а потом убивать в Европе, сражаясь за "свободу". (Нацизм это всегда антисоветизм, который остро чует, где в мире вырастает "гребень" антикоммунизма.)

Я вспомнил Голливуд. Там как-то под вечер я пошел в район хиппи "добровольных отверженных Америки". Они спали на тротуарах, подстелив под себя газеты. Я пытался понять причину их "отверженности". Я начал говорить с ними. Мы спорили, смеялись, ругались, соглашались. И я не заметил, как за моей спиной выросла сухопарая фигура женщины. Она легонько ударяла себя сумочкой по бедру, прислушиваясь к нашему спору. А потом сказала:

- И здесь эти красные пользуются свободой, которую им гарантирует наша демократия.

А потом она стала истерично кричать, и акцент ее сделался заметен даже для меня, иностранца. Она кричала с явным немецким акцентом. Мои хиппи притихли: они боятся шума. Подошли два пожилых дяди и молча слушали вопли дамы. А потом подошел безрукий седой человек и сказал:

- Шат ап!

И она замолчала и быстро пошла к автобусной остановке. Безрукий подмигнул мне и сказал:

- Мы их так отлупили в сорок пятом, что до сих пор очухаться не могут проклятые наци... Она приехала оттуда в сорок пятом, я ее знаю, эту скотину, не обращай внимания, парень. В случае чего мы им и тут скрутим шею...

- Я один, - продолжал фашист, что сидел напротив меня. - Я не хотел заводить семью, я хотел быть свободным, чтобы мстить вам, чтобы сражаться против вас, где только можно. Наши толстозадые политики думают, что мы подчинимся им, если они надумают уйти из Вьетнама. Мы, армия, решим все.

- А когда вы были у Гитлера, за что вы воевали с вашей нынешней родиной с Америкой?

- Я воевал за того, в кого верил. Я помню - они забыли. Это все прошлое, я живу будущим. Я жду, когда на вас нападут, - это будет день моего торжества.

- Пойдете добровольцем?

- Обязательно.

- Вас мы отлупили - помните как? Всех, кто полезет, отлупим. Больно отлупим. Всерьез и надолго...

- Ладно, - сказал он, - мы еще посмотрим, чья возьмет.

- Посмотрим, - согласился я, - посмотрим.

Его пальцы сжали стакан. Я взял в правую руку большую бутылку из-под кока-кола. Мы сидели друг против друга, напрягшись, и было пусто в этом маленьком баре.

- Хэлло! - услышал я за спиной.

Мне нельзя было оглянуться; пьяный, багровый фашист из Сайгона по-прежнему сжимал в руке стакан. Стул рядом со мной взлетел в воздух, потом с грохотом опустился на пол, а верхом на стуле оказался здоровенный учитель-францисканец из Штатов, что летел со мной вместе из Сабаха.

- Как дела? - спросил он.

- Спасибо, - ответил я, - хорошо.

- Это красный, - сказал фашист американцу. - Он из России.

- Мы знакомы, - засмеялся францисканец, - мы вместе летели. А вы откуда? Из Германии?

Американцы сразу определяют иностранца: у них хорошо тренированный слух.

- Я теперь офицер ВВС США, - ответил фашист, - я из Сайгона. А это красный.

- Тейк ит изи, - тихо сказал миссионер, - полегче, офицер ВВС США из Сайгона.

- Ты что, тоже из красных?

- Я из белых, - ответил францисканец, - но я всегда очень не любил нацистов...

- Из-за таких белых, как ты, погибнет Америка! Там, где надо стрелять в лоб, вы разводите антимонии...

Францисканец медленно поднялся из-за стола. А фашист сидел, и пальцы его побелели, сдавливая стакан. А потом и он поднялся. Мы расходились, не сводя глаз друг с друга. А потом он затерялся в толпе: приехали пять такси с пассажирами, - диктор объявил, что отправляется самолет в Гонконг...

...Францисканец пошел пить пиво, а я остался один, дожидаясь своего рейса, - как и обычно, самолеты здесь либо опаздывают, либо прибывают раньше времени.

Моим соседом по самолету был маленький лысый китаец в чесучовом крахмальном пиджаке и в черных заутюженных брюках. (Мне что-то везет на соседей-стариков в самолетах!)

- Вы писатель из Москвы, - утверждающе спросил старик.

- Откуда вам это известно?

- Я читаю газеты. Я видел ваше фото и читал интервью. Как вам показался Кучинг, мистер Сай Мьен-фу?

(Так меня еще ни разу не называли.)

- Интересный город.

- Но еще более интересны проблемы нашего прекрасного города и нашего любимого Саравака. - Старик улыбнулся и закурил. - Позавчера в джунглях убили моего внука, он был функционером "Пассукан Герилья Рекъят Саравак". Это народная партизанская армия, детище Мао Цзе-дуна. Я не пойду на похороны, потому что ребенок сделал зло всей семье. Впрочем, я могу его понять. Только понять, - оправдать его невозможно.

- Почему?