Отмороженный

Я проглотил это замечание. Оставил без ответа, как и многое другое. Слава привлекает меня не тем, что подсказывает, а тем, на какие неожиданные выводы своими рассуждениями наталкивает. То, что он сказал сегодня дважды про ноябрь девяносто первого, навело меня на мысль, что в последнее время убивают как раз банкиров, основавших свое дело именно в том году. С точностью до месяца-двух. О деньгах партии поговорили и забыли. Но деньги, и немалые, откуда-то возникли именно в те дни.

Надо полистать газеты тех дней. Мне все больше кажется, что шум по поводу партийных денег был призван отвлечь от денег настоящих. Может, я не прав. Но проверить стоит.

– Итак, на чем мы остановились? – спросил я.

– На том, что тебе следует поговорить с Савранским по поводу беспроцентного кредита для строительства личной дачи, – ответил Слава. – И заодно расспросишь его про Салуцкого. Банкиры не любят говорить о коллегах. Тем более о мертвых…

– …Или ничего, или только хорошее, – сказал мне банкир Савранский. – Помните это древнее изречение?

– Боюсь, это будет продолжаться, – сказал я. – И еще больше будет тех, о ком не говорят ничего либо только хорошее.

– Это намек? – поднял кустистые брови Борис Львович. – Запугиваете?

– Пытаюсь вычислить вашего потенциального убийцу.

– Ну что ж, – весело сощурился Савранский. – Поскольку вы меня уже числите трупом, значит, меня это правило не касается. Поговорим о мертвом банкире. С Семой Салуцким меня познакомил уже известный вам помощник министра Сережа Горюнов. Вам это ничего не говорит?

– Ничего, – пожал я плечами. – Кроме как о разносторонности интересов этого молодчика. Распространяются ли они на вооруженные силы, вот вопрос. И если да, то в какой именно области.

– Сема был жалок, – продолжал Борис Львович. – В каком-то пальтишке на рыбьем меху, несмотря на холодный октябрь.

– Девяносто первого! – не преминул я щегольнуть своей осведомленностью. Но он оставил успехи моей эрудиции без внимания.

– Кажется, они были заядлыми картежниками, – продолжал Савранский. – Работали в паре. Но нарвались на более умелых шулеров. И когда вконец разорились, к тому же будучи изрядно побиты, то пришли к выводу, что неплохо бы иметь свой банк. Чтобы играть дальше.

– А вы, позвольте спросить, откуда знаете господина Горюнова? – перебил я Савранского.

Он, по обыкновению, сощурился. Не твое собачье дело, как бы говорил его прищур. Но ответил достаточно вежливо, хотя и сухо:

– Меня познакомил с ним генерал Тягунов, известный вам по вашему расследованию. Вам достаточно этого объяснения? Или следует добавить, что мое знакомство с господином Горюновым вовсе не означает, будто я имею с ним что-то общее?

– Мне достаточно, достаточно… – поднял я руки вверх.

– Кажется, Бертольт Брехт сказал: что значит ограбление банка по сравнению с его основанием? – продолжал Борис Львович. – Вы, кстати, не хотите чаю? Кофе?

Я пожал плечами. Он нажал кнопку на своем громоздком селекторе и снова раскурил громадную сигару, отчего пепел с его жилета осыпался на палас.

– Сонечка, деточка, два кофе мне и господину сыщику… Нет, не Шерлоку Холмсу, говорил уже, Шерлоку Холмсу ты принесла бы горячий пунш и плед на ноги.

– Она у меня любит детективы, – сказал он мне, отпустив кнопку. – И в каждом вашем коллеге ей чудится герой Конан Дойла. Вы, кстати, не обиделись, когда я сказал, что вы не Шерлок Холмс?

– Ничуть. Мне вполне достаточно того, что я Турецкий.

– Вы хотя бы существуете в реальности, – вздохнул Савранский. – А тот существовал в воображении очень среднего писателя.

– Поди знай, что хуже, – заметил я.

– Так на чем мы остановились? – спросил он.

– На высказывании Брехта, – напомнил я. – Дескать, куда грабителям банков до их основателей.

– Вот именно! – сказал он. – Так вот, не прошло и месяца, как Сема Салуцкий снова заявляется ко мне – одетый в клубный пиджак, с бабочкой, хорошо откормленный – и предлагает сотрудничество. То бишь предлагает кредит. Представляете?

– Мне еще никто не предлагал, – ответил я. – Так что невозможно представить. Но откуда у Салуцкого появились деньги?

– Спросите чего полегче. Я все больше подозреваю, что, спрашивая о Салуцком, вы на самом деле эти вопросы обращаете ко мне.

– Вас еще не убили, – напомнил я.

В это время в кабинет вошла давешняя Сонечка с подносом, на котором стояли две чашки кофе. Ее личико опухло от слез. Она поставила поднос на стол, выплеснув при этом из чашек довольно много ароматной жидкости, и склонилась к уху дяди.

– Ты меня разоришь! – с чувством сказал он, доставая мятую ассигнацию. Потом спохватился, узрев в ней российские десять тысяч, достал зеленую банкноту.

– Моя племянница, – сказал он, глядя ей вслед. – Впрочем, я уже вам о ней говорил.

Я кивнул, взял приличия ради чашку, в которой не было почти ничего, кроме кофейной гущи.

– Что бы вы могли сказать о связях Салуцкого? – спросил я. – Про генерала и его помощника я уже слыхал. Быть может, он отмывал чужие деньги?