- Это все незначительно, - веско сказал Инютин. - Подумаешь, воевать ночами или что-то там. А вот помните, господа, недели с три тому в вашей дивизии лазарет под артиллерийский налет попал? Так вот, той же ночью ушел наш Анненков на германскую сторону. Один. А под утро возвратился с таким трофеем!.. Мы, право, уж и не знали, что делать.
Войсковой старшина выдержал паузу, во время которой офицеры-пехотинцы чуть не лопнули от любопытства, и бухнул:
- Принес он отрезанную голову того самого пруссака, что этим гаубичным дивизионом командовал!
Бутырцы с минуту молчали, точно пораженные громом, а потом заговорили все разом:
- Как?! Как отрезанную?! Почему?! Для чего?! Да как же это?!
- Да, господа, - наслаждаясь произведенным эффектом проговорил Инютин. - Именно отрезанную голову. И пояснил, что сделал это для того, чтобы прочим немцам в другой раз неповадно было по 'Красному Кресту' палить.
На сей раз пауза затянулась намного дольше. Несколько офицеров шестьдесят шестого хватили едва не по стакану коньяку, несколько - по стакану водки...
- Вы, верно, не слышали, что командир германской дивизии, стоящей против нас прислал на следующий день нашему командиру генералу Стремоухову письмо с извинениями, за сей прискорбный случай. К сожалению, подобное иногда бывает: артиллеристы неверно поняли данные, принятые с аэростата наблюдения и... - Подполковник Борисов пожал плечами и повторил, - Случайности неизбежны, особенно на войне, но вот это... Отрезать голову офицеру, это знаете ли... Просто невероятно!
Вельцбах, Айзенштайн и еще несколько офицеров поднялись:
- Просим нас извинить, господа, но мы вынуждены откланяться. Пребывать в одном месте с этим палачом, этим дикарем для нас невозможно.
И тут снова подал голос штабс-капитан Львов:
- Сдаваться пошли, или поминки по невинно убиенному пруссаку устраивать? - спросил он. - Ну-с, в добрый путь-с, не смеем задерживать-с...
Вельцбах резко обернулся:
- Я вызываю вас, штабс-капитан Львов, - крикнул он на весь зал. - В любом месте, любым оружием!
В зале стало тихо. Дуэли между офицерами были запрещены, но в мирное время этот запрет соблюдался не слишком строго. Однако, с началом войны, запрет превратился в настоящее табу, наказанием за нарушение которого было разжалование в рядовые...
- Принято, - произнес Львов, вставая. - Как вызванный, я выбираю оружие...
- Шашка, револьвер, дуэльные пистолеты - что вам будет угодно! - снова крикнул Вельцбах, а остальные офицеры молча закивали: дуэльный кодекс свят и Львов в своем праве.
- Вот уж нет, - нехорошо оскалился Львов. - Дуэль будет на немецких ушах. Кто за два дня добудет меньше отрезанных ушей противника, тот на третий день пустит себе пулю в висок. Так мы и дуэль проведем, и врагу радостей прибавим.
И пехотинцы, и казаки пораженно молчали. Всякого можно было ожидать, но такого...
- Дельно, - неожиданно нарушил тишину спокойный голос есаула Анненкова. - Уважаю, штабс-капитан, идея великолепна...
- Это... это не дуэль, это - варварство! - срываясь на визг закричал Вельцбах. - Так не дерутся!
- На войне дерутся именно так и только так, - отрезал Львов и пристально посмотрел на своего противника. - Ну?
- Позвольте, Глеб Константинович, но ведь это будет самоубийство, - откашлявшись, рассудительно произнес подполковник Борисов. - Грех, все-таки... и, уж простите, туретчиной отдает...
- Немцев к нам не звали, - неожиданно бросил из своего угла Анненков. - А коли уж пришли - так пусть на себя жалобы пишут. Да, господин подполковник: а газами наших солдат травить - не варварство? Травить хлором, вызывая мучительную смерть всех подряд, включая некомбатантов и медицинский персонал? Чем это достойнее и благороднее смерти в результате диверсионной вылазки? Кто-то мнящий себя законодателем мод в военном деле, решил, что газы - это хорошо, а вот резать горло плохо?
- Европа колыбель цивилизации... - неуверенно произнес кто-то из офицеров.