Отмщение

В итоге после недолгого, но жаркого обсуждения генералы пришли к компромиссу: неустойчивый при контакте с воздухом вирус запаивается в герметичные ампулы. Ампулы - в декоративные керамические коронки. Ну и завершение всего - умелая работа стоматолога.

Такая схема позволила с одной стороны добиться наибольше оперативности использования, а с другой - избежать лишних объяснений. В первую очередь Геверциони переговорил с теми, кому доверяет. Ничего конкретного рассказывать не стал, лишь попросил Лазарева отобрать пару десятков наиболее надежных, ответственных кандидатов. Конечно, и сами старшие офицеры не избежали принудительного лечения. В числе прочих Геверциони.

- Зачем тебе-то? - удивленно поинтересовался Толстиков. - Или собираешься здесь диверсию устроить?

- Нет, хотя мысль оригинальная... - отшутился Геверциони. - Если серьезно - не только мне... Хорошо и других на базе. На всякий случай.

- Зачем? В чем прок? Если противник подойдет - "Алатырь" придется ликвидировать. Вместе со всем персоналом, включая и нас с вами.

- Ну-у... Пути проведения никому неведомы... - глубокомысленно заметил Геверциони. - Разве можно гарантировать, что наши незваные гости не найдут способа проникнуть суда скрытно? Нет, я уверен - ты не из тех, кто все яйца в одну корзину складывает...

- Ладно, черт с тобой, - Толстиков, хохотнув, махнул рукой. - Проведем избирательную диспансеризацию. Только чуть позже, чтобы тревогу не поднять. Пускай сначала твои выступят...

Глава N8 - Ильин, Фурманов, Лазарев. 04.10, 18 ноября 2046 г.

Уже вторые сутки начинались для Ильина с тревожного покалывания в груди. Слишком, чересчур спокойно проходит марш. Словно по писанному: ни одного даже самого маленького, завалящего происшествия, ни одной опасности. И так с самого начала кампании. Даже преследователи, которых так опасались, не то что не показались в районе базы, но - по информации других центров - даже не усердствовали в поисках.

Потому торжественные проводы вышли действительно торжественными. Необходимость в спешке отпала. Самодеятельный оркестр провожающих организовал вполне достойное выступление. Компанию коллегам составил сводный отряд музыкантов бригады. С коротким напутствием выступило начальство базы: Ветлуга и Белозёрский. Директор зачитала обращение командования с пожеланиями успехов и прочая. Рафаэль выступил неожиданно горячо: оказалось, что рафинированный штабной сухарь, каким Ильин и представлял генерала, совсем не так прост. Умело пользуясь арсеналом оратора, Белозёрский начал с общего положения, пробежался по историческим аналогиям, а затем обрушил всё мастерство на финальную часть речи - объяснение задач похода и значимости успеха для трудового народа, для страны и всего человечества...

И так легко, так изящно выходило, что даже Ильин восхитился - профессионализм коллег полковник признавал легко, не завидуя. Люди слушали, словно завороженные: в широко распахнутых глазах отражались далекие всполохи, тени минувших эпох, на щеках проступил румянец. То и дело строй сотрясал то хохот, когда с виду интеллигентный генерал с непринужденной легкостью отпускал солёную шутку, то сдавливало петлей суровое молчание, стоило Белозёрскому внезапно произнести нечто возвышенное, серьезное. Даже обыденный с виду пафос не казался в устах генерала формальностью - самые затертые слова, внезапно обретая остроту, ранили людей точно в сердце.

И уход генерала с импровизированной сцены бойцы провожали искренними аплодисментами. Зоркий Ильин даже успел приметить, как сквозь повседневную маску на лице Белозёрского проступили вполне человеческие чувства. Сморгнув, генерал поспешно встряхнул неуставной шевелюрой, чтобы никому не позволить заметить и тени секундной слабости. И уже в следующий миг Белозёрский вновь предстал в привычном облике рафинированного сноба...

Следом пришлось выступать уже Ильину. Как показалось самому полковнику, речь вышла заметно бледней предыдущей: Иван Федорович не обличал, не призывал, не вскрикивал. Ровно, спокойно, как с товарищами, а не аудиторией разговаривал полковник, лаконично и кратко излагая тезисы. И дело не столько в неумении говорить по-другому - тут Ильин при желании мог составить конкуренцию Белозёрскому. Просто не хотелось кривить душой. Уж кто, а полковник ясно представлял, что ждет впереди. И потому говорил честно, напрямик. С кем идешь в бой, не нужно говорить много - достаточно правды...