«Стокгольм, 24 октября. – Находящиеся в Москве корреспонденты западной печати посетили подмосковную деревню Переделкино, в которой Пастернак живет, но телеграммы об их беседах с писателем задержаны московской цензурой. Зато телеграммы корреспондентов коммунистических газет по поводу Пастернака посылаются из Москвы беспрепятственно.
Эти последние – все в один голос – называют присуждение Нобелевской премии Пастернаку «политической демонстрацией».
Поэт, по их утверждению, «человек совершенно изолировавший себя от собственного народа и борьбы за коммунизм».
Копенгагенская коммунистическая газета «Ланд ог фолк» и стокгольмская «Ми Даг» в почти одинаковых выражениях клеймят Шведскую Академию Литературы за ее выбор, «представляющий собой только политический жест, не имеющий никакой литературной ценности». «Борис Пастернак, – по словам этих газет, – выдающимся советским прозаиком не является и никогда им не был»».
И, наконец, в подвале на первой странице была помещена заметка: «Пастернак уже заработал в США 40 000 долларов. Но эти деньги вряд ли до него дойдут».
Хроника травли Пастернака властями и Союзом писателей хорошо документирована и стала для ХХ века чем-то вроде хроники преддуэльных дней Пушкина.
Вот основные события тех дней в самом сжатом изложении.
«На следующее утро (24-го. –
Поначалу Пастернак держался воинственно, категорически сказал, что он не будет делать заявления об отказе от премии и могут с ним делать все, что хотят, – сообщал Поликарпов, который сидел в это время на фединской даче и ждал возвращения хозяина. – Затем он попросил дать ему несколько часов на обдумывание позиции. После встречи с К. А. Фединым Пастернак пошел советоваться с Вс. Ивановым. Сам К. А. Федин понимает необходимость в сложившейся обстановке строгих акций по отношению к Пастернаку, если последний не изменит своего поведения.