Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

«Милан 8 июля 1960

Дорогая госпожа Ольга,

письмо и сообщение Хайнца Шеве повергли меня в глубокое отчаяние.

Нет смысла долго объясняться по поводу обоих Гарритано. Но я должен Вам сказать: зачем, о зачем Вы возложили на таких людей такие важные и доверительные обязанности?! Зачем, при том, что Х. Ш<еве>, наш общий друг, был у Вас под рукой? В будущем не доверяйте никому, кроме Хайнца Шеве. И если его в один прекрасный день уже не будет в Москве, доверяйте пожалуйста лишь тем, кто в качестве удостоверения предъявит Вам клочок, оторванный от Вашего рубля. Теперь по сути наших дел:

Дорогая Ольга! я попробую все, чтобы доверить выплаты третьим лицам. Если мне это не удастся, я буду вынужден сделать это так, чтобы обеспечить существенную часть денег для Вас или для Ирочки. При этом Вы должны позаботиться о следующем: 1) старый договор с Борисом Пастернаком на публикацию Д<октора> Ж<иваго> так же, как и новый договор (который я убедительно прошу как можно быстрее послать мне), никоим образом не должен попасть в руки властей или семьи Пастернака. То же относится к моим письмам к Борису или к Вам. Нельзя, чтобы кто-нибудь нашел у Вас эти доверительные документы;

2) пошлите мне при случае другие документы, которыми Вы располагаете и которые также, учитывая существование Пруайяра (мужа Жаклин. – Ив. Т.), могут быть мне полезны. Все, что я получу (я даю Вам честное слово), будет считаться посланным мне непосредственно Пастернаком;

3) любым способом и в любой форме я изо всех сил буду защищать Вас. Доверяйте мне;

4) я не буду спокоен до тех пор, пока ВСЕ пастернаковские письма, рукописи и т. д. не окажутся на Западе. Дорогая Ольга! Все, что в эти годы может быть предпринято, может быть основано лишь на взаимном доверии. Осложнения могут возникнуть лишь, если другие люди, о которых я часто ничего не знаю, будут вмешиваться в наши отношения. Все, что в будущем может быть предпринято, возможно лишь, если Вы имеете ко мне полное доверие. Со всей любовью и дружбой обнимаю Вас.

Ваш Джанджакомо

P. S. У Д'Анджело осталось еще много всего. Его путь кажется мне слишком опасным. Мне бы хотелось, чтобы Вы написали мне, что он должен все, что у него осталось, вернуть мне. Я это Вам переправлю тогда и так, как Вы это определите.

P. P. S. Если кто-нибудь Вам покажет тот клочок, который был оторван от Вашего рубля – Вы должны также предъявить свой обрывок» (Континент, № 108, с. 272).

«Это письмо, – комментирует сын Пастернака, – широко цитировалось Сурковым, ставшим главным обвинителем и гонителем Ольги Ивинской, подобно тому, как несколько лет тому назад он нападал на Пастернака. Рассказ о разорванном рубле, обрывки которого должны были стать опознавательным знаком заговорщиков, широко ходил по Москве как главное доказательство „преступного замысла“» (там же, с. 272—273).