«Ольга Всеволодовна!
Здорово же Вы припечатали УЗНИЦ политического лагеря 60-х гг. Сразу всех так и вычеркнули из людей, списали в расход! НЕЛЮДИ!
Даже если Вы их такими страшными мерзавками считаете, если они, по-Вашему, так низко пали, то неужели Вашу душу ни Пушкин не затронул, ни Достоевский, ни Чехов? Ни капельки нет у Вас «милости к падшим», никакого милосердия? Сострадания?
Ведь все-таки они узницы, все-таки ЖЕНЩИНЫ – и вот так Вы как бульдозером по ним проехали. Вот он образец несравненной СОВЕТСКОЙ логики: «Может быть, и не было у них тех вин, за которые их осуждали на долгие сроки, но зато была обыкновенная подлость».
Вот именно – ЗАТО! Любимый аргумент палачей и их защитников, знаменитая формулировка, оправдывающая любой произвол, любое беззаконие.
Можно себе представить, с каким ужасом отшатнулся бы от этого Пастернак, как дрогнула бы его душа-печальница! Как возмутилась бы Марина Цветаева, чьи слова, заклеймившие нелюдей, Вы ухитрились переадресовать жертвам этих нелюдей, женщинам – з/к, приговоренным к десяткам лет лагерей!
Вы игриво иронизируете над брошенными за колючую проволоку «сочинителями каких-то деклараций о призрачных свободах». Есть еще один расхожий советский термин – «свобода подлинная и мнимая». С литгазетным юморком из рубрики «Ха-ха!» излагаете Вы историю Барковой и С., каких-то чокнутых графоманок, писавших «кривыми неровными буквами». «Куда-то обе подружки творения свои пересылали и отсиживали теперь по второму десятку лет».
Вас ничуть не возмущает, а лишь СМЕШИТ такое вопиющее нарушение прав человека: они ведь НЕЛЮДИ, почему бы не посмеяться?
Тонким отбором слов Вы подчеркиваете КОМИЗМ ситуации – «творения», «подружки», и это многозначительно-неопределенное «куда-то пересылали». Через кого же пересылали-то, Ольга Всеволодовна? Ведь украинская станция Штеровка, где они жили после лагеря, – не Переделкино, никакие жак-жукомы туда сроду не заезжали, интервью у никому не известных Барковой и С. не брали, и разорванных пополам лир им не передавали. Да и осудили Баркову вовсе не за это. Анна Александровна Баркова не пересылала, а посылала в московские высокие инстанции заявления с просьбой о пересмотре двух ее дел, по которым она отсидела два срока и вышла «с поражением в правах на 5 лет», не имея угла, где она могла бы прописаться, ничего не имея, кроме старости и разрушенного здоровья.
Баркова переписывалась со своими московскими знакомыми, которые в меру очень ограниченных возможностей (в основном это были люди, тоже только что вышедшие на свободу) поддерживали ее материально и помогали ей добиваться реабилитации.
Дело было в 1957 г., после ХХ съезда, и всякие чудеса были возможны. И чудо произошло: Баркова получила в казенных конвертах сразу две реабилитации. А через день после этого ее арестовали в 3-й раз (а заодно с нею и С.), т. к. в ее письмах, которые перлюстрировались штеровскими ретивыми начальниками, была обнаружена ими пресловутая антисоветская агитация. И несчастных женщин закатали на 10 лет в лагеря.
Через 8 лет телеграмма Твардовского, добившегося третьей реабилитации для Барковой, застала 65-летнюю задыхающуюся, харкающую кровью женщину в инвалидном доме для з/к. Как смешно, не правда ли? Ха-ха! Словно забыв о том, что Вы пишете не об эстрадной диве экстравагантного поведения, а о старой больной женщине, которая 30 лет своей жизни провела по тюрьмам, лагерям, в скитаниях по чужим углам, вы не жалеете эпитетов для описания «ужасной» внешности Барковой: щуплая, безгрудая, мучнистая, бульдожья, обезьянья и вообще – «КАРНАВАЛЬНАЯ РОЖА».
Как верно сказала Анна Баркова незадолго до смерти:
Над собой злобный хохот гиений Я услышу вместо рыданья...
Да, характер у Барковой был резкий, язык – острый, и врагов наживать она умела. На Анну Баркову много раз в ее жизни писали доносы. Ваш донос не застал ее в живых.
Посмертный донос. Он не делает Вам чести, Ольга Всеволодовна.
Благодаря Борису Пастернаку, у Вас есть имя, есть ореол вокруг этого имени, книгу Вашу будут читать по всему свету.
Только ведь деготь, которым Вы вымазали Анну Баркову и других заключенных, чем-то Вам не потрафивших, – этот деготь испачкал Вашу книгу».