Отношения под запретом

Доктор Бут некоторое время вглядывался в мое лицо и кивнул.

– Ясно. Но мы-то с вами можем поговорить. – Он встал. – Какой кофе вы предпочитаете? Позвольте предложить вам кофеина и тайленол – у меня впечатление, что вам не помешает и то, и другое.

Мысль подняться на ноги вызвала непроизвольную тошноту. Нечего было и думать о том, чтобы доковылять до такси и перетерпеть получасовую дорогу до гавани. Я потер затылок и шею.

– Ладно, так и быть. Кофе я бы выпил. Черный, если можно.

Док исчез и скоро вернулся с двумя пластиковыми стаканами и пакетиком тайленола.

– Спасибо.

Врач присел напротив меня и молча смотрел.

– Я вообще не пью. Со мной такого не случалось с самого колледжа…

– Значит, вас что-то расстроило и послужило триггером? Я имею в виду, подтолкнуло вас к употреблению алкоголя и приезду сюда?

– Лили к этому отношения не имеет.

А может, только моя бывшая жена в этом и виновата.

– Мы можем говорить о чем хотите, необязательно о Лили.

Я фыркнул.

– Но вы наверняка подвергнете мои слова психоанализу и свяжете с ней. Разве не так работают психиатры? Готовы объяснить что угодно, лишь бы отвести обвинение от своего пациента! Нарик убивает мужика при ограблении – так ведь его отец растлил, значит, отец виноват, а не крэк, которого выродок накурился за час до преступления! Женщина убивает собственное дитя – ах-ах, ее нельзя обвинять, у нее, видите ли, депрессия! У нас у всех на каком-то этапе жизни бывает депрессия!

Доктор отпил кофе.

– Я не собирался устраивать вам сеанс психоанализа. Я рассудил, раз вы приехали, вам есть о чем поговорить. Я не ваш врач, но я человек, и вы тоже человек, оказавшийся в трудной ситуации, вот и все.

Мне стало неловко.

– Извините.

– Все нормально. Поверьте, меня нелегко обидеть – издержки профессии. Большинство наших пациентов оказались здесь вопреки своей воле. Их поместили к нам либо суд, либо родственники. В первые пятнадцать минут сессии мне нередко кричат отвалить на хрен, потому что я сволочь.

Я улыбнулся.

– Нет, первые полчаса беседы я, как правило, еще вежливый.

Доктор Бут тоже улыбнулся.

– Можно задать вам личный вопрос?

Я пожал плечами.

– Не обещаю, что отвечу.

– Конечно, как захотите. Вы женаты?

– Нет.

– В серьезных отношениях?

Я подумал об Айрленд. Был в серьезных. Или я по-прежнему в отношениях? Блин, я не знаю.

– Да, я кое с кем встречаюсь.

– Вы счастливы?

Новый каверзный вопрос, на который сразу и не ответишь.

– Трудно быть счастливым, когда потерял ребенка. Да, Айрленд делает меня счастливым… Впервые за семь лет, черт побери.

Док долго молчал.

– Может ли быть, что вы приехали ради прощения, чтобы жить дальше?

У меня даже жилы на шее вздулись от бешенства.

– Лили не заслуживает прощения!

Доктор Бут посмотрел мне в глаза.

– Я говорил не о Лили. Прощение – это такая штука, которую надо найти в себе, никто вам его не преподнесет. Да, я считаю, что ваша бывшая супруга страдает биполярным расстройством, обусловившим ее психотическое поведение и в сочетании с выраженной послеродовой депрессией толкнувшим ее на нечто невообразимое, но вам необязательно со мной соглашаться, чтобы найти в себе прощение. Прощение не означает оправдания поступка Лили, оно лишь позволит случившемуся не терзать больше вашего сердца.

Неожиданно я почувствовал в горле вкус соли. Я достаточно выплакал за последние семь лет и не собирался сидеть в этом здании, дышать одним воздухом с бывшей женой и точить слезу. Я откашлялся, скрывая волнение.

– Я знаю, вы хотите как лучше, док, и я благодарен вам за это, правда. Но Лили нет прощения. Все, мне пора ехать. Спасибо за кофе и тайленол.

Я встал и протянул руку доктору Буту. Врач крепко пожал ее, глядя мне в глаза.

– У меня впечатление, что речь сейчас не о Лили. Вы стараетесь простить себя. Грант, вы не совершили ничего плохого. Даруйте себе прощение и живите дальше. Иногда люди не прощают из страха забыть. Простить и забыть, есть же поговорка? Вы никогда не забудете Лейлани, просто пора понять, что в вашем сердце снова есть место не только для одного.

Айрленд

Прошло две недели, которые тянулись, как целый год.

Дел на работе и на стройке было по горло, но всякий раз, проезжая мимо поворота к гавани, я будто отрывала пластырь со свежей раны.

Была суббота, когда мы с Мией решили пообедать в нашем любимом греческом ресторане. Я застряла в пробке и приехала чуть позже, когда она уже сидела за столиком.

– Привет, – сказала я, усаживаясь напротив.

Она сморщила нос.

– Ты что, из спортзала?

– Нет, а что?

Миа нахмурилась.

– Не обижайся, но ты фигово выглядишь.

Я вздохнула.

– Лень было укладывать волосы. Небрежные пучки же еще в моде?

– То, что у тебя на голове, больше похоже на воронье гнездо. На груди здоровенное пятно, а вокруг глаз у тебя что, вчерашний макияж не отмылся?

Я посмотрела на свою футболку и потерла пальцем большое круглое пятно.

– Вчера ужинала мороженым, несколько раз мимо рта пронесла.

Миа приподняла бровь.

– То есть ты и спишь в этой футболке?

– Иди на фиг, ты, когда болела, по несколько дней не переодевалась!

– Потому что я болела. Ты больна?

– Нет.

Миа снова скорчила неодобрительную гримасу.