Отношения под запретом

Все напоминало о нем – квартира, работа, даже эта стройка… Я машинально положила ладонь на живот и вздохнула: Грант повсюду, даже внутри меня. Как, черт побери, прикажете от этого отвыкать?

От мыслей заболела голова и тоскливо заныло в груди. Я решила, что, если Грант не объявится до завтрашнего утра (что составит ровно две недели), пойду к нему в кабинет. Одно дело, если мы не будем парой, но надо же выяснить, намерен ли он участвовать в жизни своего ребенка.

Я еще раз оглядела ванну и выключила свет. Вытряхнув совок в мусорное ведро на кухне, я прислонила щетку к двери. Заходящее солнце наполняло мягким светом смежную гостиную, и мне захотелось прогуляться к озеру, полюбоваться закатом. Это снова напомнило бы мне о Гранте, но я не могла позволить ему отобрать у меня и красоту заката.

От озера мою стройку отделяли почти три квартала, но туда вела прямая мощеная дорога. Один из участков на берегу еще не был продан, и я села на траву у озера и наблюдала за сменой оттенков пламени на небе.

Я закрыла глаза, глубоко вздохнула и обняла колени. Я слышала за спиной какое-то позвякивание, но так задумалась, что не обратила внимания, пока меня чуть не сшибла собака. Прелестный щенок золотистого ретривера начал вылизывать мне лицо. Я даже засмеялась от умиления.

– Уй, какой замечательный! Ты откуда?

Через несколько секунд послышался ответ:

– Собакен, ко мне!

Я замерла, узнав низкий голос Гранта.

Я не могла заставить себя обернуться, пока не ощутила вибрацию шагов рядом с собой.

– Грант?

При виде его лица у меня бешено забилось сердце. Я схватилась за грудь, чувствуя частые толчки в ладонь.

– Извини, – спохватился он. – Я не хотел тебя напугать.

– Что ты тут делаешь?

– Пришел с тобой поговорить. Увидел у дома твою машину, но мне хотелось собраться с мыслями, поэтому я проехал сюда… – большим пальцем он показал себе за спину. – Не хотел тебя отвлекать, но когда я открыл дверцу, щенок перепрыгнул через меня и рванул, бандит, сюда.

– Так это что, твоя собака?

Грант кивнул:

– Моя.

Щенок заметил птиц в нескольких ярдах и кинулся к ним.

– Я сейчас возьму его на поводок.

Грант нагнал щенка и изловчился ухватить его за ошейник, пока малыш восторженно прыгал на хозяина. Я наблюдала за ними, не зная, что и думать. У Гранта щенок? Когда он успел завести собаку?

Ведя питомца на длинном поводке, Грант пошел обратно ко мне, и я впервые за две недели смогла его как следует разглядеть. Моя реакция была примерно как у Мии в ресторане. Грант выглядел ужасно – ну, насколько он вообще способен выглядеть плохо, потому что, вынуждена признать, его «ужасно» черт знает насколько лучше самого парадного состояния у большинства мужчин. Под глазами залегли темные круги, волосы растрепаны, одежда мятая, цвет лица какой-то желтоватый.

Первым побуждением было спросить, все ли в порядке, но я тут же вспомнила, как мне самой достались последние две недели и как сильно это заботило Гранта. Я отвернулась к озеру.

– Чего ты хочешь? – спросила я.

Он молчал, остановившись рядом со мной.

– Ты не против, если я присяду?

Я оторвала травинку, росшую передо мной, и отбросила в сторону.

– Как угодно.

Грант сел рядом. Щенок начал рыть ямку в нескольких шагах, и мы оба следили за ним. Я избегала смотреть на Гранта, хотя мне этого очень хотелось, как всегда, когда мы были вместе.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

У меня невольно сжались губы.

– Одинокой. Испуганной. Разочарованной. Обманутой.

Я чувствовала его взгляд, но упрямо не поворачивала головы.

– Айрленд, – прошептал Грант, – посмотри на меня, пожалуйста.

Я направила на него ледяной взгляд, но при виде его глаз смягчилась. Боже, я просто дура!

– Прости меня, – боль в голосе Гранта была почти физически ощутимой. – Я чертовски раскаиваюсь, что сбежал.

У меня выступили слезы, но я не желала плакать, поэтому заморгала и опустила голову, справляясь с собой.

– Моему поступку нет оправдания, но я хочу рассказать тебе о Лейлани. Может, после этого станет понятнее, почему я так среагировал.

Я превратилась в слух.

Грант несколько минут молчал, а потом тихо заговорил:

– Лейлани Мэй родилась четвертого августа и весила восемь фунтов и четыре унции. Четыре-восемь и восемь-четыре, – улыбнулся он. – У нее были большие синие глаза, такие темные, что казались почти фиолетовыми. Дед поэтому прозвал ее Индиго. Еще у нее была густая черная шевелюра, похожая на паричок.

Он замолчал, а я, вдруг забыв свой гнев, взяла его за руку и сжала.

– Просто красавица.

Грант сипло кашлянул и кивнул.

– Кричала она только тогда, когда требовалось сменить пеленки. И обожала тугое пеленание, чтобы нельзя было двигать ручонками. – Снова пауза. – А еще любила, когда я нюхал ее пяточки и сообщал ей, что она попахивает. Говорят, младенцы начинают улыбаться только в несколько месяцев, до того это просто рефлекторные гримасы, но Лейлани мне улыбалась.

Грант снова замолчал, немного отвернулся, стал смотреть на озеро и заходящее солнце. Я смотрела, как потемнело его лицо, и поняла, что сейчас услышу невеселую часть истории.

Голос Гранта понизился почти до шепота: