Отныне и навеки

Дэниел участливо улыбнулся. Он будто ходил вокруг нее на цыпочках, и она понимала почему. Содержимое письма могло оказаться для нее динамитом. Оно могло запустить катастрофическую реакцию в ее мозге, погрузить ее в глубокое отчаянье.

Они вошли в темный кабинет, и Эмили села за стол отца.

– Он написал это письмо здесь, – сказала она. – Открыл этот ящик. Положил его сюда. Закрыл. Спрятал ключ в сейфе. И затем ушел из моей жизни навсегда.

Дэниел приставил стул и сел рядом с ней.

– Ты готова?

Эмили кивнула. Как испуганный ребенок, выглядывающий сквозь пальцы при просмотре фильма ужасов, Эмили с трудом могла смотреть на письмо, когда подняла его и оторвала край конверта. Она достала листок из конверта. Это был один лист размером восемь на одиннадцать, сложенный вдвое. Ее сердце бешено билось в груди, когда она развернула письмо.

Дорогая Эмили Джейн,

Я не знаю, сколько времени пройдет с тех пор, как я ушел, до того момента, как это письмо попадет к тебе. Я лишь надеюсь, что ты не слишком долго переживала из-за меня.

У меня нет сомнений, что оставить тебя будет моим самым большим сожалением. Но я не могу остаться. Надеюсь, однажды ты поймешь и примешь мой поступок, даже если никогда не сможешь простить меня.

Я должен сказать тебе две вещи. Во-первых, и ты должна мне поверить, ты ни в чем не виновата. Ни в том, что случилось с Шарлоттой, ни в том, что наш с мамой брак распался.

Во-вторых, я люблю тебя. С первого мгновения, как я увидел тебя, до последнего. Ты и Шарлотта – два моих самых больших достижения. И если я не дал этого понять, когда был с вами, я могу лишь извиниться, хотя извинений недостаточно.

Я надеюсь, это письмо застанет тебя в добром здравии, где бы ты его не читала.

С любовью,

Папа

Эмили читала и перечитывала письмо, крепко держа его в руках, с миллионами мыслей и эмоций. Слова, написанные отцом на бумаге, его голос, звучащий в голове Эмили после двадцати лет разлуки, сделали его отсутствие еще более ощутимым, чем когда-либо.

Она выпустила письмо из рук. Оно приземлилось на стол, за ним последовали слезы Эмили. Дэниел взял ее за руку, будто просил поделиться с ним, сморщив лоб и проявляя участие, но Эмили с трудом могла выдавить из себя хоть слово.

– Годами я думала, что он ушел, потому что не любил меня достаточно, – запинаясь, произнесла она. – Потому что я – не Шарлотта.

– Кто такая Шарлотта? – ласково спросил ее Дэниел.

– Моя сестра – объяснила Эмили. – Она умерла. Я всегда думала, что он винит меня. Но это не так. Здесь так написано. Он не думал, что это моя вина. Но если он ушел не потому, что винил меня в ее смерти, то почему же он ушел?

– Я не знаю, – сказал Дэниел, обнимая ее и прижимая к себе. – Я думаю, что никогда нельзя до конца понять намерения другого человека или почему они сделали то, что сделали.

– Иногда я думаю, а знала ли я его вообще? – печально сказала Эмили, прижимаясь к его груди. – Все эти секреты. Все загадки. Бальный зал, проявочная, да ради бога! Я даже не знала, что он увлекался фотографией.

– На самом деле это был я, – сказал Дэниел.

Эмили замерла, затем высвободилась из объятий.

– В смысле – это был ты?

– Проявочная, – повторил Дэниел. – Твой отец когда-то построил ее для меня.

– Правда? – спросила Эмили, вытирая слезы. – Зачем?

Дэниел вздохнул и отстранился.

– Когда я был подростком, твой отец поймал меня на участке. Я сбежал из дома и знал, что вас часто не было здесь. Я решил, что если спрячусь в сарае, никто меня не найдет. Но твой отец нашел. И вместо того, чтобы выгнать, он дал мне еду, пиво, – он посмотрел вверх и ностальгически улыбнулся. – А потом спросил меня, от чего я бегу. И я выдал ему всю подростковую историю. Ну, знаешь, о том, как мои родители не понимают меня, о том, что наши взгляды на мое будущее расходятся, и мы никогда не можем прийти к согласию. Я съезжал с катушек в то время, прогуливал уроки, попадал в неприятности с копами из-за глупостей. Но он был спокоен. Он говорил со мной. Нет, он слушал меня. Никто больше этого не делал. Он интересовался, что мне нравится. Мне было стыдно признаться, что я люблю фотографировать. Какой шестнадцатилетний парень признается в этом? Но он так спокойно ко всему отнесся. И он сказал, что я могу использовать сарай как проявочную. Я так и сделал.

Эмили подумала о фотографиях, которые она нашла в сарае, черно–белых изображениях, в которых, казалось, чувствовалась усталость души фотографа. Она никогда бы не подумала, что им был ребенок, шестнадцатилетний мальчик с проблемами в семье.

– Твой отец пытался убедить меня вернуться домой, – добавил Дэниел. – Но когда я отказался, мы заключили сделку. Если я окончу школу, он разрешит мне остаться в сторожевом домике. Поэтому я приходил сюда целый год. Этот домик стал моим убежищем. Благодаря ему я окончил школу. Я ждал нашей новой встречи, чтобы сообщить ему об этом. Я боготворил его и хотел показать, чего добился и как он помог мне, как я со всем разобрался благодаря ему.

С этими словами Дэниел посмотрел на нее так пристально, что она почувствовала, как по венам течет электрический ток.