Отныне мой пульс семь ударов в минуту

Тело вздрогнуло. Рука не смела продолжить натирание спины. Меня обуял неподдельный страх. Эйдос уже знал о моих целях, но я не могла понять, почему это было известно только ему. Если верить Кириосу, все вампиры могли читать мысли людей. Моя голова давно должна была слететь с плеч.

— Почему ты остановилась? Продолжай.

Я подчинилась, опускаясь к пояснице принца.

— Очень самонадеянно. Мой брат — отличный воин, как и я. Даже слабый вампир превосходит в силе самого сильного человека. Про тебя же и говорить нечего. Ты всего-лишь молодая девушка, которая не успеет даже достать оружие, как будет убита сама.

— Если ты знаешь о моих планах, тогда почему я все еще жива?

— Я же сказал, что это еще нужно выяснить. Если окажешься бесполезной для меня, тогда будешь убита. А пока я хочу, чтоб ты даже в своих мыслях обращалась ко мне на «Вы».

Я не понимала, чем я могу быть полезна принцу. Возможно, все Кафари умеют телепатически общаться с вампирами, просто не подают вида, а кроме этого, во мне не было ничего отличительного от других служанок.

— Ты помоешь мне сегодня волосы или всю ночь мне придется провести здесь? Купание не должно занимать больше часа, Астери.

Я продолжала думать над его словами про подчинение, пока погружалась ладонями в шелковистые волосы принца, вспенивая шампунь. Мне было не понятно, как он мог подчинить меня, если в это время мое сознание было во владении Какоса. Все сказанное Эйдосом казалось слишком запутанным.

— Я не такой, как они. Я намного страшнее каждого из членов своей семьи.

Эйдос погрузился в воду с головой, подплыл к фонтану и ополоснул остатки пены, после чего он закончил все свои дела, я одела его, и мы направились в его спальню.

Глава 5

Ужин я пропустила из-за позднего купания принца, но зато у меня оставалось десять минут на душ. В душевой осталась только одна из младших служанок. Она бросила на меня косой взгляд, после чего быстро собралась и вышла из помещения.

Ее поведение показалось мне странным, но я не предала особого значения ему, пока не явилась Мадея с искаженным от злобы лицом. Я быстро смекнула, что мне нужно убираться отсюда, ведь помыться я, к счастью, успела, а слушать новые истерики от соседки по комнате мне совершенно не хотелось.

— Как ты посмела? Что ты сделала, чтоб быть удостоенной такой чести? — Орала она так громко, что закладывало уши. Ее голос разносился эхом по душевой.

— Потише, пожалуйста, — попросила я, обмотавшись полотенцем, а вторым вытирая волосы перед зеркалом.

— Черта с два. Что ты представляешь из себя? Вечно ноешь, вечно ходишь недовольная, вечно тебя наказывают. Ты худшая служанка из всех. Почему же принц Эйдос выбрал тебя? Ты — ничтожество. — В отражении я заметила, как Мадея резко сократила расстояние между нами, замахнулась и ударила меня по лицу. Ее белоснежное лицо зарделось и исказилось от ненависти ко мне.

Я стояла в ступоре. Ее мягкая ладошка не причинила мне столько боли, как избиение кнутом по лицу, но горький осадок от ее грубых слов осел на душе.

— Мадея, я не знаю, почему принц выбрал меня. Я не виновата в этом.

После моих слов, Мадея повалила меня на кафельный черный пол. В глазах заискрило от удара головой о жесткую поверхность. Ягодицы пронзила сильная боль. В дверь вошли три подружки моей соседки и закрыли за собой дверь. Они тоже восхищались принцем Эйдосом и, соответственно, возненавидели меня так же, как и Мадея.

— Служанки не вправе устраивать самосуд, — попыталась вразумить их я, но ни одна не послушала.

— Мы будем бить так, что никто и не заметит. У тебя и без того все ноги и руки вечно в синяках.

Две подруги держали меня за ноги, а одна завернула руки за спину. Это было не обязательно. От столкновения с полом во мне и так не было сил для сопротивления из-за сбитого дыхания и гудевшей головы.

— Да что ты творишь? Чего я вам всем сделала?

— Теперь ты будешь проходить через это каждый день. Никто не вправе наслаждаться красотой принца с утра и до ночи, не получив взамен наказание.

Меня мутило от их помешательства. Они были готовы убить меня за решение принца.

Мадея схватила пальцами мои щеки, раздвинула челюсти и заткнула рот полотенцем, которым я за несколько минут до их нападения обернула свое тело. Девушки принялись хлестать меня по щекам, дергать за волосы, а кто-то взял свечу с подсвечника и капал на плечи горячим воском.

Я не боялась их детских выходок, ведь переживала и более страшные пытки. Только в душе горела неприязнь, одиночество и стыд.