Отойти в сторону и посмотреть

– Мне нужно вернуться!

– Куда?

– В Москву!

– Ты что, сдурела?! – отец смотрит на часы. – Четыре утра! Какая шлея тебе под хвост попала?!

– Я не могу сейчас всего объяснить…

– Не понимаю… Только сидели вместе… Что успело произойти?

– Успело.

– Дурость какая-то!

– Мне срочно нужно в Москву! Понимаешь?

– Нет, не понимаю. Понимаю, что только сидели за столом – и всё было нормально… А потом ты будишь меня посреди ночи…

– Уже рассвет.

– Ты можешь толком объяснить, что случилось? – в его тоне уже искрятся первые нотки раздражения.

– Пап! Клянусь, я всё объясню… потом. Ладно?

– Нет. Не ладно! – нотки на глазах сливаются в колокольчики раздражения, грозя перерасти в наковальню злости.

– Просто будь мне сейчас другом. Настоящим. Который может не знать, не понимать, но доверяет. Который боится – но верит. Обижается – но прощает. Который поможет в нужный момент не для того, чтобы поставить галочку, а согласен ждать вечность, чтобы просто узнать, что у тебя всё в порядке… Не знаю, что ещё сказать. Я должна быть в Москве сейчас, так или иначе. И я там буду. Ты можешь помочь мне, но не помешать. Разве что свяжешь по рукам и ногам. Правда, придётся ещё и кляп воткнуть. Потому что я буду кричать…

– Дикость какая-то! Я ещё раз спрашиваю, ты можешь объяснить, что случилось?

– Сейчас нет. Это только всё осложнит.

– Ну, нет – значит, нет!

– Нет?! Значит, то, что я только что говорила, для тебя ничего не стоит? Ты не можешь быть мне даже другом?

– Я твой отец!

– И что это значит, по-твоему? Делайте что хотите, только меня не трогайте? А тут матери нет, и вся ответственность на тебе?

– Да она меня убьёт!

– Это всё, что тебя волнует? А я думала, быть отцом – это не только уметь принимать решения, но и принимать их. Единолично, властно. Может, и ошибаться. Но уж точно никогда не бояться. Время рассудит… Да уж… Но оно судит только сильных.

– Всё, хватит. Это слишком, – он вдруг смягчается. Ага, меняет тактику. – Так радовалась, что получилось поехать… И мать осталась… Я думал…

– Ты не будешь меня связывать по рукам и ногам?

– Я надеюсь на твоё здравомыслие, – по тону понятно, что всё безнадежно. – Отпустить тебя одну через полстраны, неизвестно почему и зачем, я не могу. Можешь думать что хочешь. И время действительно рассудит, тут ты права. И я знаю как.

– Ты не знаешь.

Вернувшись в свою комнату, я сильно хлопаю дверью. Не потому, что зла. А потому что он ждёт, что я буду зла. Значит, всё как обычно. Так он будет думать. Покараулит, конечно, часок. Для порядка и совести. Но ничто так охотно не заполняет предрассветные часы, как

сон

… – Хиппуешь?

– Сублимирую.

– Чего?..

– Подбросите?

– А тебе куда?

– В Москву.

– Эка дала!

– Беда у меня дома. Срочно надо вернуться.

– А-а… Ну ладно, садись. Я до Симферополя. Всё ближе. Что стряслось-то?

– Человек при смерти.

– Родня?

– Да.

– Понятно. Бывает. У меня, вон, тоже в позапрошлом годе, тёща… Золото, а не тёща! С Питера возвращалась – сестра у неё там, – так представляешь…

Представляю, представляю, представляю…

Я и не голосовала. Зелёный запылённый «Зилок», охнув и взвыв тормозами, остановился на обочине чуть впереди. К этому моменту я успела отойти от посёлка километра на два. «Пик Ленина» уже остался за спиной.

– …ты не горюй. В город приедем, позвоню. Сват в Москву собирался за запчастями. Может, ещё не уехали. Попрошу – захватят с собой. Билеты щас хрен достанешь, а они на машине. В смысле, с Нинкой. Ох уж она у него язва. Всю плешь проела с этой вашей Москвой. Хочу, говорит, не могу. Но ясно ж – одного пущать боится! Что ж… Правильно делает, с одной стороны, с такой язвой хошь не хошь, а при случае и запчасти подождут. Эх, жизнь наша бе́кова…

«Зилок» так топорщится в пространство ветхостью своих механизмов и издаваемыми ими звуками, что, кажется, и десяти минут не выдержать. А сколько добираться до Симферополя?..

– Слава, – вдруг ни с того ни с сего представляется мужик.

– Лика.

– Красивое имя… А что значит?

– Не знаю.

– Всё равно красивое…

Что дальше?

Деньги бы нужно экономить. Хотя… было бы что экономить – два рубля с мелочью…

Короткий отрезок серпантина сменяется холмистой местностью. А минут через сорок – спуски и подъёмы остаются далеко позади. Грузовичок идёт ровнее и меньше кряхтит и стонет.