Отомщенный любовник

– Я подумал, не интересно ли тебе прочитать пару отрывков из моей работы? Мне кажется, ты нервничаешь, а я нахожу, что подобные занятия успокаивают разум. – Он отошел в сторону и галантно протянул ей руку.

Элена поднялась со своего места, потому что иногда все, что можно сделать, это просто последовать просьбе другого человека. Она не хотела читать ту тарабарщину, что он писал. Не могла притворяться, что все в порядке. Ей так хотелось, чтобы всего на час ее отец стал таким, как раньше, чтобы она смогла обсудить с ним ситуацию, в которой они оказались.

– Это было бы чудесно, – вежливо сказала она ровным тоном.

Последовав за отцом в его кабинет, она помогла ему сесть в кресло и оглядела небрежно разбросанные кипы бумаг. Ну и беспорядок. Везде валялись черные кожаные папки, такие толстые, что практически лопались. Файлы. Блокноты со спиральными креплениями, их закрученные страницы неровно торчали как собачьи языки. Белые листы бумаги валялись повсюду, как будто страницы пытались улететь далеко-далеко, но не смогли.

Все дело в его дневнике, вернее в том, как отец его вел. На самом деле, это была лишь куча полной ерунды, физическое проявление его умственного хаоса.

– Вот сюда. Садись. Садись. – Ее отец освободил место рядом с письменным столом, отодвинув стопку блокнотов, стянутых коричневой резинкой.

Присев, она положила руки на колени и крепко сжала их, стараясь не потерять над собой контроль. Словно мусор в этой комнате напоминал магнит, который заставлял ее собственные мысли вращаться в голове еще быстрее, а это последнее, что ей сейчас было нужно.

Ее отец оглядел кабинет и улыбнулся, как будто извиняясь.

– Так много сил для сравнительно небольшого результата. Как ловля жемчуга. Сколько часов провел я здесь, так много, чтобы выполнить свой долг...

Элена почти не слушала его. Если она не сможет потянуть аренду этого дома, то куда они пойдут? Существуют ли еще более дешевые варианты, где нет крыс и тараканов? Как отреагирует ее отец на незнакомую обстановку? Дева Дражайшая, ей казалось, они уже достигли дна в ту ночь, когда отец сжег дом, которые они снимали раньше. Куда уж хуже?

Она осознала, что у нее большие проблемы, когда перед глазами все стало размытым.

Голос ее отца продолжал звучать, перекликаясь с ее паническим молчанием.

– Я старался с точностью записывать все, что я видел...

Больше Элена ничего не слышала.

Она разваливалась на части. Сидя в маленьком кресле без подлокотников, увязая все глубже в сумасшествии и бесполезной болтовне  отца, сопоставив все свои действия и поступки, и то, с чем столкнулась их семья, она заплакала.

Речь шла о чем-то гораздо большем, чем потеря работы. Это был Стефан. То, что случилось с Ривенджем. То, что ее отец был взрослым человеком, который не мог осознать, в какой ситуации они оказались.

И что она была совсем, совсем одна.

Элена обняла себя руками и плакала, с губ срывались хриплые  вдохи, пока она не почувствовала себя такой усталой, что могла лишь уткнуться в собственные колени.

В конце концов, Элена тяжело вздохнула и вытерла глаза рукавом униформы, которая ей уже была не нужна.

Когда она подняла взгляд, ее отец сидел неподвижно в кресле, выражение его лица было сплошным шоком.

– Воистину... дочь моя.

Видите, вот в чем все дело. Они могли потерять все свои деньги и атрибуты предыдущей светской жизни, но старые привычки умирают с трудом. Сдержанность, присущая Глимере, по-прежнему определяла их общение…и, значит, ее истерика была равносильно тому, как если бы она внезапно упала спиной на обеденный стол, и из чрева ее вылез пришелец.

– Простите меня, отец, – сказала она, чувствуя себя полной идиоткой. – Полагаю, я должна извиниться.

– Нет... подожди. Ты же собиралась читать.

Она закрыла глаза, чувствуя, будто вся ее кожа натянулась до предела. На каком-то уровне, его психическое отклонение определяло всю ее жизнь, и, хотя по большей части, она считала своим долгом жертвовать собой ради отца, сегодня вечером она была не готова делать вид, что его бесполезная «работа» имеет для нее большое значение.

– Отец, я...

Один из ящиков стола открылся, а затем закрылся.

– Вот, дочь моя. Прими в свои руки нечто большее, чем просто кусок текста.

Она с трудом открыла глаза.

И ей пришлось наклониться вперед, чтобы убедиться, что она все видит правильно. В ладонях отца лежала идеально ровная стопка белой бумаги с дюйм толщиной.